— Ремесленник ты хороший, Бялер, факт. И действительно мог бы мне здесь пригодиться. Но приказ есть приказ: всех евреев следует отправить. Всех, понимаешь? Приказ есть приказ.
— А жена моя, пан комендант, а мой ребенок?
— Жены, Бялер, не воскресишь… А дочь, если захочет, найдет тебя. У нас в Советском Союзе булавка не пропадет, не то, что человек.
Паковаться! Да что тут паковать?! Бялер взял сына за руку, повел прощаться с могилой Рашели. Со времени ее похорон кладбище разрослось. Остановились у могилки.
— «Слушай, Израиль, Господь — наш Бог, Господь един»… Смотри и запоминай все, сынок.
— Запомню, папа, запомню.
Вечером люди из Червонного Яра собрались вокруг печки. Мужики курили мох, смешанный с махоркой. Поговорят, задумчиво помолчат, снова поговорят… Так они провожали Бялера в неизвестность. Вспоминали Червонный Яр. «А помнишь, а помнишь, а помнишь…» Женщины тем временем собрали в узелок немного еды на дорогу. Небогатый дар, зато от сердца.
Бялер чувствовал, что должен что-то сказать на прощание. Бог знает, увидятся ли когда-нибудь? Встал и произнес:
— На прощание правоверный еврей должен так сказать своим соседям: «Господи Боже, да будет воля твоя, чтоб вывел ты нас из тьмы этой страшной на белый свет».
— Аминь! — громко отозвалась на это бабка Шайна.
— … А еще должен сказать, что нигде мне и моей семье не жилось так по-человечески, как в нашем Червонном Яре. И чтоб мы, если будет на то воля Всевышнего, когда-нибудь там опять встретились.
— Дай Боже, дай Боже!
Жизнь не терпит пустоты, в любых условиях она диктует свои законы — люди рождаются и умирают.
Марыся Налепа и Болек Драбик решили пожениться. Неважно, что тут тайга, Калючее, завшивленные бараки. Жизнь есть жизнь, и не стоит терять время. Тем более что Марыся уже явно в положении. Оба они из Червонного Яра. Крестьянские дети. Драбик — настоящий землепашец. Налепа — победнее, но тоже не козий орешек. Довелись им женить детей в нормальных условиях, наверняка, сваты бы за каждую полоску земли в приданное бились. Так положено и по обычаям, и по необходимости. А уж свадьбу, как всегда у поляков в Червонном Яре, сыграли бы громкую, на всю околицу. В нескольких упряжках с песнями, со щелканьем кнутов помчались бы галопом в костел в Тлустом! Ксендз Бохенек молодых бы обвенчал, органист на хорах сыграл «Veni creator»! А тут в Калючем? Как тут свадьбу играть? Кто молодых мужем и женой запишет? В грехе сожительствовать будут? Ксендза нет, что ж тут делать?! Марыся в положении.
— Живите, как Бог велел, а настоящую свадьбу сыграем, когда в Червонный Яр вернемся.
Наученный горьким опытом Данилович советовал все-таки зарегистрировать брак в комендатуре.
— Костелов у них нет, ксендзов и попов не признают, у них браки только в загсах регистрируют.
Поговорили с бригадиром Седых. Тот покивал головой и без лишних слов отправился вместе с ними к Савину. Комендант, к их изумлению, обрадовался.
— Вот молодцы! Правильно решили. Надо жениться, детей рожать, нормальную жизнь строить.
И, не сходя с места, взяв в свидетели бригадира, записал их в реестр комендатуры как мужа и жену. А поскольку они были первой парой, которую он регистрировал в Калючем, по собственной инициативе выписал им талон на две бутылки водки, две буханки хлеба, два килограмма каши и два килограмма лосятины.
— Это на свадьбу! А еще по этому случаю даю вам выходной. Так положено по советским законам. Ребенок родится, тоже выходной положен. Место на нарах займите, что после евреев освободилось. А весной, как начнем новые бараки строить с отдельными помещениями, припомню вас в первую очередь. Делянку под огород дадим, и заживете себе, как пара голубков. Выходной на свадьбу, слышишь, Седых?
Какая уж там в бараке свадьба! Однако в субботу вечером все вместе собрались за столом. Болек поставил водку. Марыся приготовила суп из лосятины.
— За здоровье молодых!
— Удачи вам во всем!
— Даст Бог, продолжение устроим в Червонном Яре!
— По нашему, по-подольски!
— Здоровье молодых!
— «Хлебца, молочишка и дюжину детишек!»
— Горько, горько!
Ссыльные ждали весну как избавления. Наконец! Наконец-то они хоть немного оживут после этих чудовищных сибирских морозов. Комендант Савин и его помощники, не первый год встречавшие весну в Калючем, прекрасно знали, чего можно от нее ждать. Знали, что, если весна будет сухой и погожей, то в лучшем случае в течение двух первых месяцев ни одна живая душа, кроме птиц, ни до Калючего не доберется, ни из него не сможет выбраться. А о подводах с провизией и говорить нечего. Придется обходиться все это время теми запасами, что скопили за зиму. Со всем, что может случиться в Калючем, отрезанным от мира весенней распутицей, людям придется справляться самостоятельно.
Читать дальше