Збигнев Домино - Польская Сибириада

— Цены ты нам не знаешь, Иван Иванович. Видно, не слышал нашу новую частушку:

Мальчишкам Астафьев выделил лошадей. Сташеку достался Серко, спокойный и работящий пегий коняга. За плугом Сташека шла Нюрка. И без конца расспрашивала его о Бронеке Шушкевиче.

Сташек написал, как она просила, письмо Бронеку на фронт. Полевую почту Бронека он не знал, вставил номер почты отца. Но пока ответа от Бронека не было.

С письмом этим прицепилась к нему Гонорка Ильницкая:

— Правда, Сташек, что ты письмо от Нюрки Бронеку Шушкевичу написал?

— Она попросила по-польски написать, я и написал.

— Вот б… русская! По всей деревне бегает, брешет, что найденыш ее, якобы, от нашего Бронека… Что она тебе велела написать?

— Пани Ильницкая! Что велела, то я и написал. Она просила никому не говорить, ну как я могу сказать!

— Даже мне не скажешь?

— А что мне говорить? Не мое это дело!

— Ну, ты только скажи — о ребенке написала ему?

— Пани Ильницкая!.. Ну, писала, писала!

— Вот зараза такая! Я ей напишу! Смотрите на нее, ребеночек у нее от Бронека!.. А ты тоже, хорош гусь, пишешь тут всяким, Бронеку на фронте голову морочишь…

Ночами приходилось пасти лошадей. Мальчишки делали это по очереди. Выгоняли их в сумерках, а пригоняли в деревню на рассвете, чтобы успеть на работу. Пасли лошадей чаще всего на заброшенных, поросших зерновым самосевом и сочным пыреем совхозных полях.

Наработавшись днем, уставшие лошади охотно трусили на ночной выпас, нетерпеливо пощипывая попавшуюся по дороге траву. На месте, пока не насытились, паслись спокойно. После полуночи собирались группами, клали друг другу на хребты морды и дремали. Изредка, напуганные каким-нибудь донесшимся из тайги шумом, фыркали и настороженно ржали. К рассвету просыпались и снова паслись. Хуже было, когда ночь выпадала дождливая, темная. Или туманная. Тогда пасущийся табун как будто терял ориентацию, беспокойно перемещался туда — сюда, почти не отдыхал и вполне мог потеряться в окрестности. А хуже всего в грозу, когда начинало греметь, сверкать, налетали вихри. В такую ночь напуганный табун дичал, мчался куда-то вслепую, рассыпался по окрестностям, терялся, калечился в тайге…

Та ночь была исключительно теплой и ясной. На огромном диске луны Сташек без труда разглядел сказочный силуэт пана Твардовского. И грустно усмехнулся, вспомнив легенду. Он сидел в углублении оврага на опушке леса, подбрасывал ветки в тлеющий костер. Кони паслись спокойно. Рядом с ним щипал траву Серко. Сташек со своим конем сегодня дежурили. В первое такое ночное дежурство в одиночестве Сташеку было не по себе. Но ко всему можно постепенно привыкнуть. Вот только со сном не мог он пока справиться. Время от времени ловил себя на том, что заснул. Испуганно вскакивал, смотрел, на месте ли табун, и чтобы отогнать сон, устраивал небольшую пробежку.

Та ночь, как уже было сказано, была теплой и ясной. И только наступала… Из недалекого Булушкино доносились привычные звуки вечерней жизни деревни. Где-то пели бабы. Но постепенно все стихло. Потрескивали дрова в костре. Ночью у огня человек становится смелее. И кони меньше боятся. Они любят пастись и дремать у огня. Вдруг Серко коротко заржал, оглядывался в сторону тайги, настороженно прял ушами. «Что ты там высмотрел, Серко?» Волки летом неопасны. Бродят, правда, иногда медведи по ночной тайге, но в околицах Булушкино их уже давно не видели. «Может, конь от табуна отбился? Надо будет посчитать». Сташек прислушался. «Идет кто-то?» На всякий случай встал и в ясном свете луны узнал… Любку!

— Напугать тебя хотела, поэтому со стороны тайги зашла, а этот взял и заржал! Я видела, как ты вечером коней по деревне гнал, дай, думаю, пойду попугаю. Не помешаю?

— Ну, ты скажешь!

Сташек освободил ей место на брезентовом плаще. Любка устроилась поудобнее, машинально протянула руки к огню. Сташек подбросил в огонь хвороста. Несмотря на светлую ночь, огонь играл тенями на лице девочки.

— Ну и ночь, видно, как днем. Любишь луну?

— Хорошо, когда она светит, кони не потеряются.

— Глупый ты! Я не о том, что при луне лучше видно, я о самой луне говорю. О ней самой, об огромном колесе, которое сейчас над нами по небу катится. Я луну люблю. Когда светит луна, я иногда просыпаюсь посреди ночи, подхожу к окну и смотрю.

— Так ты, может, лунатик?

— А что это?

— Лунатиков, говорят, луна может даже на крышу затащить. А они себе спят. Ходят по крыше и сами об этом не знают.