Шервуд Андерсон - Уайнсбург, Огайо. Рассказы [сборник litres]

Такие вот мысли и выгнали его из города на отдых. Как знать, это могло оказаться и ошибкой, не будь здесь ее. До того, как они познакомились, до того, как она, вопреки женскому обыкновению, стала длинными летними вечерами приходить к нему в коттедж, этот край, этот покой были ужасны.

«Возможно, она приходит ко мне просто от скуки. Такая женщина, она была знакома со множеством мужчин, мужчин блестящих, ее любили мужчины незаурядные. Почему ж она все-таки приходит? Я не весельчак. И конечно же, она не считает меня ни остроумным, ни блестящим».

Ей тридцать семь, вся она, мягко говоря, пухленькая, одевается несколько вызывающе. Жизнь, как видно, не очень-то ее угомонила.

Впервые придя к нему в домишко, что стоит на берегу ручья окнами на проселок, она опустилась на кушетку у двери и закурила. У нее оказались прелестные ножки. Право же, очаровательные ножки.

Дверь была растворена, доктор сел на стул у стола. Зажег керосиновую лампу. Дверь так и осталась открытой. Мимо шли местные жители.

«Беда с этой дурацкой затеей, с отдыхом, – начинаешь слишком много думать. Когда врач практикует, приходят люди со своими бедами, и времени не остается».

У него бывало много пациенток, замужних и незамужних. Одна, замужняя, которую он пользовал три года, написала ему длинное письмо. После того, как уехала с мужем в Калифорнию. «Теперь, когда я далеко от Вас и никогда больше Вас не увижу, признаюсь Вам: я Вас люблю».

Надо же выдумать такое!

«Вы были терпеливы со мной все три года, позволяли изливать перед Вами душу. Я рассказала Вам все самое сокровенное. Вы всегда держались чуть отстраненно и мудро».

Что за чепуха! Как он мог бы не дать ей изливать душу? В письме было еще много всякого в этом роде. Нет, ему не казалось, что он так уж мудро вел себя с этой пациенткой. По правде сказать, он ее побаивался. То, что казалось ей отстраненностью, было, в сущности, страхом.

Однако письмо он сохранил… на время. Но в конце концов уничтожил, не хотел, чтобы оно случайно попало в руки жены.

Приятно чувствовать, что для кого-то что-то значишь.

Допустим, он у себя в домишке, и тут же она, эта новая знакомая. Она курит. Местные жители – мужчины, женщины, дети – идут по проселочной дороге к городку в горах. Скоро женщины и дети пойдут обратно, уже без мужчин. Здесь, в горах, субботними вечерами почти все мужчины напиваются.

Приезжаешь сюда из города – и оттого, что холмы зеленые, а вода в горных потоках чистая, думаешь, будто жители гор по сути своей чисты и неиспорченны.

Вот прохожие оборачиваются, глазеют на коттедж, на женщину и доктора. В прошлую субботу, после полуночи, его разбудил шумный пьяный разговор на дороге. Разговор привел его в ярость. Хотелось выскочить, кинуться в драку с этими мужланами, но когда тебе сорок семь… Ведь те на дороге, – крепкие, молодые.

Один из них громогласно уверял остальных, что эта женщина сейчас в постели у доктора, ведь она просто-напросто беспутная городская бабенка. Обозвал ее гнусным словом и поклялся, что еще до конца лета сам ее заполучит.

То была просто грубая пьяная болтовня. Парень говорил, а сам хохотал, и остальные тоже хохотали. Пьяный просто старался позабавить честную компанию.

А если б она узнала об этом разговоре… если б ей рассказать? Она бы лишь улыбнулась.

Чего только не передумал о ней доктор! Уж наверно ее мало трогает, что о ней думают другие. Так они сидели вдвоем – она курила, как всегда после обеда, он задумался, но не надолго. При ней мысли стремительно мелькали в голове. К такому наплыву мыслей он не привык. В городе у практикующего врача голова и так вечно забита, ему не до мыслей о женщинах, не до мыслей о любви.

Раньше, при жене, все было по-другому. Она никогда не волновала его, разве что поначалу, чисто физически. А потом он просто свыкся с ней. «Женщин много, она – моя женщина. Она, в общем, славная, делает что положено», – примерно так он к ней относился.

Когда она умерла, в его жизни образовалась зияющая пустота.

Оттого-то, наверно, он и выбит из колеи.

«А вот эта женщина, конечно, совсем другая. Уже одно то, как она одевается, как непринужденно держится. Такие люди, обеспеченные, никогда не знавшие нужды, твердо стоят на ногах – они живут как живется, уверены в себе и их ничто не страшит».

Бедность в начале жизни научила доктора многому такому, что он рад был знать. Научила и другому, чего лучше бы не знать. Оба они, и он и жена, всегда побаивались людей – как бы люди чего не подумали, как бы это не отразилось на его практике. Жена тоже была родом из бедной семьи. До замужества работала медицинской сестрой. Женщина, что сидела сейчас у него в комнате, поднялась с кушетки, бросила окурок в камин.