Михаил Новиков - Природа сенсаций

Скромная драма развернулась из-за того, что молодой человек решил отпустить бороду.

Вот он не бреется день, другой, пять дней. Его возлюбленную щетина сначала забавляет, затем начинает раздражать, ну, а потом просто выводит из себя. Смотреть она не может на его немного диковатое теперь лицо. И, естественно, каждые полчаса советует и просит: «Сбрей. Сбрей!..»

А юношу — забыл уж, как звали его: Толя или, что ли, Женя — как-то странно заклинило на собственной бороде. Где-то, видимо, незадолго до поездки он увидел бородатое лицо, поразившее его воображение. Может быть, бороду носил полюбившийся парню артист или публицист. Женя (Толя) зациклился, как принято говорить. Фрейдисты утверждают, что волосы олицетворяют мужскую силу. Вот, наверное, и нашего героя зацепило таким образом — каково тогда лишиться бороды?

А девушке это было, разумеется, невдомек. Ей хотелось убрать проклятую бороду. И она стала бороться за достижение цели своими специфическими средствами. Она стала при любой возможности и даже без таковой иронизировать над Толянычем. Она подтрунивает.

Он, смущенный, предпринимает неназойливые ответные шаги: стремится всюду, где может, показать удаль и силу. Он лезет на деревья и скалы, прыгает в море с высоких камней, достает со дна раковину — эта последняя, полежав на солнце, начинает страшно вонять, и ее зашвыривают обратно в море, но поздно, моллюск мертв.

Однажды вечером пара гуляет вдоль берега.

— Что это? — спрашивает она.

Над осыпающимся земляным обрывом замер небольшой несуразный механизм.

— Похоже, буровой станок, — отвечает герой.

— Надо же, на самом краю. Он не свалится кому-нибудь на голову?

— Нет, если я его не свалю. Хочешь, свалю?

Вот, собственно, роковой момент.

— Он же тяжелый, — говорит девушка.

— Н-ня… — отвечает добрый молодец, — пустяки. Спорим.

И после этого никакие ее «не надо» его уже не удерживают.

Он подходит к устройству (железная труба на четырех ногах), кружится около него, толкает, тужится, находит бревно. Через пять минут механизм без особого шума летит вниз и втыкается трубой в подножие обрыва.

Наутро поселок слегка волнуется. Станок, оказалось, стоит тридцать тысяч, а покорежен изрядно.

Начинают искать. И — парадокс! — находят.

Следователь, сонный, распаренный, приезжает на вездеходе. Нашему герою ничего не грозит, а вот рабочему, станок бросившему у обрыва, — грозит. И уже рабочий непосредственно грозит силачу. Рабочий тоже не слаб, объясняться с ним было бы тяжело.

«Значит, кто виноват, — размышляет ст. лейтенант милиции, местный уроженец, — кто бросил или кто сбросил?»

Дело решено замять, но молодая пара покидает поселок. Тут им стало неуютно.

Перед отъездом любовник бреется и возвращается в оптимальное свое состояние.

Куда они теперь? К месту ли постоянного проживания? Или на другой курорт? Точно неизвестно. Думаю только, что побережье они покинули, поскольку как раз начинался сезон штормов.

Этих влюбленных я больше никогда не видел, а вот море погубило следователя. Дело в том, что штормовые волны (валы) абсолютно подмыли берег, и буровой станок окончательно просел куда-то вниз, после чего его отволокло от берега и засосало в дно. Виноватым посчитали ст. лейтенанта, не сумевшего дать следствию нужный ход. Словом, сонливый сыщик отстранен от работы в милиции и теперь водит в том же поселке грузовой мотороллер. Говорит, что совершенно счастлив в жизни.

Рабочий-буровик остался в бригаде. Его наказали рублем, но несильно.

А пылкие любовники? Все кажется мне, однажды поверну за угол улицы, где живу, и увижу их, вместе выходящих из булочной. Очень бы хотелось, чтоб у них все было хорошо.

Аппарат был установлен в октябре восемьдесят второго года молодым мастером с каштановыми усами, он пришел около полудня и работал час, высвободив таким образом матери хозяина квартиры всю вторую половину дня. Именно она находилась в квартире, приехав специально с другого конца города, — не потому, что у нее было больше свободного времени, чем у сына, вовсе нет — она работала, она даже руководила людьми, и не потому, что для сына она была готова на всё, наоборот, она сказала:

— Ладно, я помогу тебе, хоть мне и некогда, но потом и ты мне поможешь.

Отношения у них были суровые, по крайней мере внешне — благодаря, впрочем, этому обстоятельству сыну и куплена была квартира; вместе им было тяжко. Но теперь, когда сын уже два года жил один, Элегии Максимовне — так ее звали — хотелось узнать, как именно он живет. Из его слов мало что можно было понять, надо было увидеть самой. Тут случай, сын просил, поскольку никак не мог в этот день уйти с работы, со служебной точки зрения этот его день был строго несвободен.