Михаил Новиков - Природа сенсаций

— Ну, все-таки, а? — сказал Мореный в восторге. — Мир — вот он, на наших ладонях лежит, а, Саныч?

— Клефтико! — кивнул Саныч.

Вышли на главную площадь Айя-Напы. Треугольное, уступами спускавшееся к стене монастыря пространство все обращено было в колоссальную дискотеку. Толпа, потряхиваемая музыкой типа «хаус», колыхалась и клубилась на площади. Дикое, несчетное количество красивейших девиц имелось на этой площади.

— Сколько ж их тут! — воскликнул Саныч.

— Все наши будут, — сказал Мореный. — Хотя, в принципе…

— Чего?

— Да вот ты присмотрись. Это ж англичанки все.

— Ну и что? — сказал Саныч. — Англичанки, знаешь, какие темпераментные.

— Но они же эти… Как сказать? Рабочий класс.

— Думаешь, не оценят нас? — спросил Саныч.

— Думаю, побороться придется.

Остановились у стойки, притулившейся к стене какого-то кабака. «Каждый второй дринк — бесплатно», — написано было над стойкой. Картинный бармен-киприот с покрытой лаком и маслянисто блестящей гривой кудрей перебрасывал в волосатых руках бутылки.

— По текилке? — спросил Мореный.

— Естественно, — отозвался Саныч.

— Интересно, что он бесплатно нальет?

Выпили текилу, потом — бесплатный дринк.

— Чего это было-то, Майкл? — спросил Саныч, опрокинув в рот рюмку и передернувшись.

— Грушевка вроде какая-то, — выдохнул Мореный.

На виллу вернулись заполночь. По дороге, на черном шоссе, их обогнали мотоциклисты на тяжело, басовито урчавших мотоциклах типа «Чоппер». Мотоциклисты сидели, откинувшись назад, растопырив руки и ноги.

— Возьму завтра мотоцикл, — сказал Мореный. — Как тебе эта идея?

Саныч промолчал.

Их стояло трое в ряд: «Вираго», «Интрюдер» и «Стид».

— Ну, какой лучше-то, Саныч? — спрашивал Мореный.

— Да все ничего, — пожал плечами Саныч.

— This is best, — сказал хозяин мотоциклетной лавки, указывая на «стид».

— Чего-то у него глушитель помятый, — сказал Саныч.

— It is really heavy. Somebody fall down. If you fall — you pay.

— Понял, Майкл? Кто-то с него уже навернулся. Может, лучше тебе эту взять, — предложил Саныч, подходя к мопеду с привинченной к рулю корзинкой. — Смотри: тут полотенца можно возить, сосуды разные необходимые.

— А понты, Саныч? А понты?! Ты представь: выезжаем мы на набережную. Все наши будут! Штабелями лягут.

— Ну, машина попрактичней в этом смысле: когда лягут, их же подобрать надо, вывезти… — заметил Саныч. — Вообще, пора искать уже кого-то.

— Сейчас, — кивнул Мореный. — Аппарат возьмем, и сразу искать. «Стид» отпадает. «Вираго» или «интрюдер»?

— Бери этот, — сказал Саныч, указывая на «интрюдер».

— А мне «Вираго» нравится. «Интрюдер», правда, тоже нравится.

— Ты решай, — сказал Саныч. — Я пойду пивка.

— О'кей, — сказал Мореный, не отрывая взгляд от хромированного мотоцикла. — Главное — посматривай там. Видишь что достойное — так сразу коршуном кидайся. А тут и я подъеду.

Но когда Мореный, еле-еле, чуть не уронив, заправил тяжеленный, неуклюжий мотоцикл на парковку и зашел на террасу ресторана, коршун сидел один и в когтях ничего не имел.

Домой возвращались трудно. Ехали цугом: впереди Мореный на «ямахе-вираго», поодаль сзади — Саныч на авто.

На перекрестке, у светофора, поравнялись. Мореный постучал в окно. Стекло отъехало.

— Чего? — спросил Саныч.

— Хорошо тебе там, сволочи, с кондиционером, — сказал Мореный. — А тут, знаешь, как жарко? Все руки сгорели на хрен. И лоб.

— Но ты зато, Майкл, смотришься. Ох, смотришься! — И Саныч закрыл окно.

— Устал я чего-то, — сказал Мореный, когда наконец добрались до виллы. — С непривычки на нем, знаешь, нервно как-то ехать.

— Приспособишься, — отозвался Саныч.

— Меня одно беспокоит, — заметил Мореный. — Третий день уже, а мы до сих пор еще — никого. Ничего.

— Надо по отелям поехать, где русские живут. За Ларнакой. По пляжам пройтись.

— Завтра, Сань. Завтра — четко — день икс, момент истины.

— Почему всегда так? — спросил Саныч. — Если одна баба приличная, то подружка у нее — точно крокодил.

— Нам крокодилов не надо, — протянул Мореный.

— Нет, ну все-таки, почему?

— Закон природы.

Они лежали на пляже огромного отеля. Зеленая трава, белый песок. Пальмы. Русская речь, обрывками, летала над берегом: «Петр! Петр!», «Марина!..», «Дай насос…»

— А бандюков нет совсем, — заметил Мореный.

— Мидлклассовое такое место, — кивнул Саныч и затем, помолчав, поднял голову и добавил: — Вон, смотри, две хорошие.