Она молчала, видимо, для того чтобы не показаться глупой.
— Ну как? — спросил я.
— Это вы сами написали?
— А что, здесь есть кто-то еще?
— Где — здесь?
— В машине.
— Нет, в машине никого нет. Но кроме машины…
— Кроме машины ничего нет, — перебил я.
Я уже готов был высадить ее на полдороги, в левом ряду.
Она внезапно засмеялась раскатистым серебристым смехом.
— Боитесь! — сказал я с нажимом.
— Еще бы, — согласилась она.
— Вдруг маньяк? Но не буду вас пугать. Не маньяк. Впрочем, человек не совсем уж безопасный. У меня при себе ствол. Хотите покажу?
— Но, может быть, попозже? — неуверенно спросила она.
— Вы не о том стволе думаете, — пришлось объяснить мне.
И, сказав это, я вдруг почувствовал необыкновенную грусть.
К счастью, она стала показывать дорогу:
— Здесь налево, еще раз налево, теперь под арку, направо…
Принимая от нее деньги, я сказал:
— Вы подумали о каком-то приключении. О возможности. Что ж, интересный мужчина, хотя и странный. Вы и не заметили, что приключение уже произошло. А ствол — вот он.
И я извлек из-под сиденья «аргументум фактум».
Хлопнула дверца, застучали каблучки.
Я легко тронул с места.
<���Здесь в рукописи еще один большой пропуск.>
Я сидел на капоте «оффенбахера» и теребил бородку. Время к полуночи — и все потеряно. Последний день прошел как первый. Может быть, еще шанс?
Я вспомнил о пенсионере, который взорвал свой «москвич» у Спасских ворот Кремля.
И я поехал по городу, время от времени нажимая на клаксон, гудя и тем поднимая в воздух спящих голубей.
У дверей офисного здания — этажа в три, а может, и в четыре — стоят двое: Александр Иванович, мужчина лет тридцати семи, по виду — подневольный художник, и девушка Вита. Ей лет двадцать семь, она, как и Александр Иванович, имеет в облике нечто артистическое, но как бы не вполне раскрывшееся. Она одета в черное, несколько полновата, невысока ростом. Она, впрочем, улыбается, слушая Александра Ивановича, который стоит, прислонившись к стене, и курит. И разглагольствует.
Александр Иванович
А я люблю старых русских уголовников. Удаль есть какая-то в них. Как бы посвист слышится.
Вита
А ты умеешь свистеть?
Александр Иванович
Нет, так только, чуть-чуть.
Свистит, сложив губы трубочкой.
Вита
А я умею.
Сует, кольцом сложив, два пальца в рот, оглушительно свистит. Александр Иванович качает головой восхищенно.
Александр Иванович
Где же ты научилась?
Вита
Я не училась, это само.
Александр Иванович
Прогуляемся? Погода вроде…
Они идут — из дворика, по тенистой улице, через перекресток. Александр Иванович продолжает рассуждать, жестикулируя, склоняясь к девушке. Поравнявшись со стеклянным павильоном «Бар-кафе», останавливаются. Недолго думая заходят.
В интерьере бар-кафе. Простые столики и стойка. И служилый люд заливает горести очередного дня. Перед Александром Ивановичем и Витой на столе графин с водкой, пара бутербродов на тарелке. Рюмки, конечно, стакан соку.
Александр Иванович
Что все эти люди, здесь сидящие? На них глядишь, и ясно: another day, same shit. Нет, нарушение закона — страшная сила. Грань, понимаешь? Идти по грани.
Вита
Ты часто ходишь по грани?
Александр Иванович
Не так часто, как следовало бы. А ты?
Вита
Я — нет, я по грани не хожу. У меня энергии слишком мало.
Александр Иванович
По тебе не скажешь.
Он разливает водку, вытряхивает остатки из графина.
Вита
Ну да — не скажешь. Очень даже скажешь.
Они пьют водку, закуривают.
Александр Иванович
Хочешь анекдот? Чего-то вспомнил вдруг. Двое русских сидят в Париже в гостинице. Знаешь?
Вита
Нет.
Александр Иванович
Один говорит: «Вот, уже неделю в Париже, а в Лувр ни разу не сходили». Второй: «Ну, может, это от воды?»
Вита смеется, встает.
Александр Иванович
В Лувр?
Вита
Ага.
Александр Иванович
Может, пройдемся, погуляем еще?
Вита
Ага.
Уходит. Александр Иванович глядит в окно, за которым движется редеющий поток машин. Приближаются сумерки.
Александр Иванович и Вита идут по улице. Передают друг другу плоскую бутыль-фляжку с коньяком, из которой отхлебывают по очереди. Загораются фонари.
Читать дальше