Пьер Гамарра - Капитан Весна

— Да, возмутительно, — повторил за ним дядя Сиприен.

Мы сидели у огня. Бертран вырезал ложку из самшита. Я держал в руках книгу и, не читая, прислушивался к разговору взрослых. Мать вязала. Тетя Мария лущила сухую фасоль.

Вдруг господин Дорен поднял голову.

— Мне кажется, — сказал он, — мальчики достаточно разумны и поймут, что готовится. Пусть они знают. А вы как считаете, Сиприен? По-моему, стоит им все рассказать.

Сиприен одобрительно кивнул.

— Все должны быть в курсе дела, — сказал учитель. — Может случиться, что вскоре нужно будет кое-кого приютить.

— Беженцев? — спросила мать.

— И да, и нет. Среди них будут молодые люди и люди постарше. Они, вероятно, расположатся наверху, в горах, рядом с вашим ельником.

— Это будут маки́? — спросил Бертран.

— Да. Так теперь называют этот вид туризма, — улыбнулся господин Дорен. — Там, наверху, есть вода, есть одна или две хижины. Можно построить и другие… Прятаться там удобно.

— А вдруг немцы зачастят на границу? — спросил я.

— Весьма вероятно, — сказал господин Дорен. — Но не могут же они быть везде. Ельник расположен достаточно далеко от границы, да к тому же еще отделен от нее большим участком, заваленным камнями, и там трудно передвигаться. Вообще это еще не решено твердо, и я прошу вас не болтать.

— Все дело в папаше Фога, — сказала тетя Мария. — Если хоть один партизан появится в горах, он это живо пронюхает.

— Так вот, — сказал учитель, — я пойду и поговорю с ним. Интересно знать, что у него на уме.

— Я пойду с вами, — сказал дядя Сиприен.

Господин Дорен явно колебался.

— Если хотите, — наконец согласился он. — Вас, как соседа, это, конечно, должно интересовать. Но говорить с ним уж предоставьте мне. Здесь торопиться ни к чему.

Моя мать опустила голову и сплела руки. Я понял, что новость встревожила ее. И все-таки надо бороться. Надо бороться хотя бы ради моего отца. Надо укрывать преследуемых, спасать молодежь, отобранную оккупантами для отправки на принудительные работы в Германию.

Мы молча шли по снегу. Уже наступила ночь. Обложенное тучами небо чернело над головой. Мы шли молча в белесой мгле. По обе стороны тропинки смутно вырисовывались деревья и кусты, обремененные тяжестью снежного покрова. По мере того как мы удалялись от деревни, звуки долетали до нас все слабее, а потом и вовсе замерли. Уже не слышно было ни лая собак, ни мычания коров, ни знакомого стука молотков и жужжания пил. Нас окружала суровая тишина зимнего леса. Лишь изредка глухо падала снежная глыба. Я с трудом различал дорогу. Снег и ночь сделали пейзаж неузнаваемым. Не было видно ни долины, ни снежных вершин.

— Подходим, — шепнул мне Бертран.

Через несколько секунд на мглистом фоне проступила темная масса. Я узнал дом папаши Фога.

— Оставайтесь здесь, мальчики, и ждите нас, — распорядился господин Дорен.

В доме стояла тишина. Ставни были открыты, но за окнами царил мрак.

— Наверно, улегся спать, — прошептал Бертран.

— А может быть, сидит у огня.

Произнеся эти слова, я стал искать трубу. Быстрый глаз Бертрана опередил меня.

— У огня? Не похоже. Не видно дыма.

Я тихонько засмеялся.

— Этот скряга экономит даже на дровах! Да еще в такой местности!

Господин Дорен и дядя Сиприен направились к дому. Они переступили через полуразрушенную ограду и подошли к двери. Дядя стал стучать в дверь кулаком. Сначала тихо, потом сильнее.

В царившей кругом тишине эти удары звучали оглушительно.

— Эй! Кто там есть? Отворите! — крикнул господин Дорен.

Никто не ответил.

Я увидел, как учитель внимательно разглядывал местность вокруг дома. Но днем шел снег, и все следы запорошило.

Дядя Сиприен стал бить кулаком по двери все сильнее и сильнее.

Затем они обошли дом и снова стали звать. Напрасный труд. Видимо, папаши Фога не было дома. Но где он мог быть? В Люшоне? Где-нибудь в горах? А может быть, упорно не хотел отвечать.

Я представил себе, как папаша Фога сидит на корточках в углу холодной комнаты и считает золотые монеты. Когда я сказал об этом Бертрану, тот пожал плечами.

— Его, конечно, нет. Ведь дрова здесь ничего не стоят, и он непременно зажег бы огонь. Очень странно, что из трубы совсем не идет дым. Даже если он ушел, все равно он мог бы оставить небольшой огонь…

Бертран оказался прав. Через несколько дней мы узнали, что папаша Фога на самом деле уехал. Его видели в Люшоне, когда он садился на поезд, отправлявшийся в Тулузу. Одни думали, что он нашел работу на заводе близ Монрежо и там проведет зиму. Другие считали, что он уехал к родственникам. Но о своих намерениях он никому даже не заикнулся, и нам оставалось только строить догадки. Может быть, раздобыв деньжат, он решил бросить свое горное логово и устроиться в другом, более удобном месте? А может быть, боясь разоблачений, укрылся где-нибудь понадежнее? Впрочем, оба предположения не исключали одно другое.