Иван Сабило - Последние каникулы

Федор медленно шагал за отцом и Егором. Он слишком долго собирался к отцу, и хоть с опозданием, но все-таки приехал. Он давно искал человека, для которого хотел бы жить, учиться, побеждать на ринге. Но сегодня он понял, что жить для кого-то одного нельзя, надо жить для всех, для всего: для этой ладожской воды, для этой крепости, для отца, Егора, мамы, для Али… «И на ринге твоя победа кому-то одному не нужна, даже тебе она не нужна, если ринг для тебя — цель. Нет, ринг — только путь к цели, только искусственная трудность, которую нужно преодолеть, чтобы потом быть готовым к трудностям настоящим…»

— Все, друзья, — Рудольф Максимович посмотрел на часы: — Пора на выход. Негоже, если аквалангисты устали нас ждать на берегу.

Повернули обратно. Федор немного отстал — ему не терпелось заглянуть в угол двора. Еще издали он увидел, что рабочие забрали пилу и скрылись в стене. Федор подошел ближе, огляделся — третьего не видно. И вдруг, подняв голову, замер: на шестиметровой высоте, возле Флажной башни стоит Александров.

— Спускайся, поговорим!

Арик достал сигарету, сунул в губы.

— О чем?

— Думаю, найдется о чем… Ты, оказывается, большим делом занят, кто бы мог подумать!

Рыжеволосый, затянутый в узкие джинсы, в клетчатой рубашке с закатанными по локти рукавами, Арик сейчас казался особенно мелким на буром массиве крепостной стены — этакий большеголовый грибок на тонкой ножке. Вся его нескладная фигура вызывала жалость, и Федор, отступив назад, торопливо вздохнул. Арик усмехнулся, постучал каблуком по камню, будто желая обрести так солидность.

— Ты эти школьные штуки, Федя, брось: «Большое дело», «Кто бы мог подумать!..» Мне тут платят прилично и командировочные текут, вот и «большое дело». Если не платить, эта Шлиссельбургская развалюха превратится в труху, никто не спасет… А ты решил развлечься после финала?

Солидности и взрослости не получалось, только задиристость. И все-таки Федор почувствовал, что Арик ему теперь не так неприятен, как раньше. Возможно, потому, что он работал именно здесь, в крепости, а может быть, пришла пора помириться? Сколько можно враждовать, кому это надо? Вот слезет со стены, и они пожмут руки. Бывает же, что мирятся враги, а потом даже становятся друзьями!

— Да, решил, — кивнул он. — У меня тут отец…

— Брось, Опал, не надо фасонить. Абсолютно все за тебя решил Митько, он и готовится теперь к поездке в Польшу… Лучше скажи: здорово ты обиделся в магазине? Уязвлен и оскорблен, х-хэх!..

Арик умело прикурил на ветру и выщелкнул спичку вниз, к ногам Опалева.

Шевельнувшаяся было в сознании Федора готовность к примирению улеглась. Не получится у них примирения, не тот Арик человек. И самое удивительное то, что Федор за всю свою жизнь не сделал ему ничего дурного. Просто жил рядом, и уже этого было достаточно, чтобы Арик его ненавидел… Оставалось плюнуть и разойтись, тем более что в любую минуту могли вернуться Егор и отец.

— Я согласен: Митько хороший боксер, только ты тут ни при чем. Мне кажется, если бы мы с тобой жили в те времена, — показал он на крепостную стену, — ты был бы здесь надзирателем. Тебя это не смущает?

Арика это не смущало. Он крутанул головой, будто его шею кусал воротник, прошелся по стене и, ступив на самый край, так что были видны кончики его белых подметок, сказал:

— Я бы советовал тебе не особенно… У меня и тут свои. Если что — схлопочешь пулю под лопатку.

Он вспомнил берег, двоих с обрезом. Сонечку…

— Тем более спускайся, покажешь «своих». Или мне самому подняться наверх? — говорил Федор и будто вслушивался в себя, будто старался обнаружить в себе необходимую злость и азарт, чтобы кинуться в темный проем и наконец поступить с Ариком так, как он того заслуживал. Но видно, в нем все-таки было недостаточно злости и азарта, потому что он продолжал оставаться на месте. Наконец он понял: Арик ему больше не интересен. И уж совершенно точно — не опасен!..

Федор словно по инерции сделал шаг к темному входу в стене и тут услыхал голос Егора:

— Федя, где ты застрял? Аквалангисты ждут!

Его позвали, нужно идти. Как хорошо, что его позвали и что ему нужно идти!

Подняв голову, он снова взглянул на стену — Арика там не было. Не было его ни слева, ни справа, и Федор испугался: уж не свалился ли он на ту сторону крепости. Но, увидев в одной из бойниц Флажной башни лицо бывшего одноклассника, он рассмеялся. И махнул рукой. Затем резко повернулся и побежал к брату. На вопрос Егора, чего он смеется, Федор сказал: