Александр Кулешов - Белый ветер

Забрезжил рассвет. Сквозь березовые кружева, сквозь плотные еловые заслоны начал пробиваться красный свет восхода. Багряная полоса становилась все шире. Наконец солнце взошло, бросив синие тени деревьев на голубые снега, засверкав на обледеневших за ночь елочных верхушках.

Дневальный прокричал подъем.

Сонные после праздника, но веселые, ловкие солдаты, обнаженные по пояс, выбегали из палаток, фыркая, обтирались снегом. Потом с песней, печатая шаг, пошли на завтрак. Чтоб закончить песню, замкомвзвода заставил маршировать на месте. Но никто не заворчал, пели еще бодрее:

Это была их собственная песня, сочиненная ротным поэтом и положенная на известный мотив.

После завтрака грузили на машины оставшуюся технику. Лейтенант Гоцелидзе распоряжался погрузкой, Левашов имел право отдохнуть после дежурства, но ему не хотелось спать.

Яркое солнце, слепящий снег, крепкий морозный ветерок бодрили его.

Он с удовольствием следил, как быстро и сноровисто работают его солдаты. Да, теперь они его, они должны подчиняться любому его приказу, а он за них в ответе. Эти сильные, удивительно ловкие ребята в голубых тельняшках вызывали у него какое-то странное чувство едва ли не отцовской гордости.

Наконец погрузка была закончена и могучие грузовики скрылись вдали.

Левашов, Гоцелидзе и солдаты роты ехали поездом. За вагонным окном проносились леса и перелески, заснеженные, казалось, протянувшиеся на тысячи километров, те самые, над которыми он еще недавно пролетал на вертолете.

— Наверное, командир роты уже ждет нас, — заметил Гоцелидзе.

— Ну что ж, — бодро сказал Левашов, — он может быть доволен своей ротой: ни одного отказа на имитации, заработали благодарность командующего.

Лицо Гоцелидзе приняло задумчивое выражение.

— Наш командир роты редко бывает доволен, — пробормотал он.

— Редко? — переспросил Левашов.

— Так точно, товарищ лейтенант! — четко ответил Гоцелидзе. — Командир нашей роты капитан Кузнецов — очень требовательный командир, даже чересчур требовательный, — добавил он после паузы.

— Высокая требовательность — первейший долг командира, — без особой убежденности сказал Левашов.

Надо же было что-то сказать. Требовательность — достоинство, а вот «чересчур»… И что вообще значит в данном случае «чересчур»? Но он посчитал неудобным спрашивать об этом Гоцелидзе. Сам увидит.

Как сложатся его личные отношения с командиром роты? Взаимоотношения между командиром и его заместителем по политчасти обычно носят особый характер. Здесь приказами не обойдешься, необходим полный внутренний контакт. Сумеет ли он наладить таковой, сможет ли вчерашний курсант, только что ставший офицером, завоевать доверие такого опытного и сильного командира, как Кузнецов? Да еще «чересчур» требовательного? О том, что рота отличная и что таково же общее мнение о ее командире, Левашову сказали еще в кадрах, в Москве. Ему дали понять, что назначение в эту роту — знак большого доверия ему, Левашову. Надеются, что он это доверие оправдает.

Ну что ж, будет стараться оправдать, в конце концов, не боги горшки обжигают!

В городок приехали поздно ночью. Однако капитан Кузнецов ждал. Он деловито расспросил сержанта о каком-то задании, которое дал ему еще до болезни, выговорил одному из солдат за оторванный погон, выяснил, кто заступает в наряд…

Потом, скупо улыбнувшись, поздравил гвардейцев с наступившим Новым годом и, повернувшись к офицерам, негромко сказал:

— Пошли.

Кузнецов держался прямо, подобравшись, словно всегда стоял по стойке «смирно». Выражение лица его, говорил ли он с подчиненными или начальниками, было таким, будто он вопрошал: «Это еще что за шутки?» Хотя голоса Кузнецов никогда не повышал.

Левашов вдруг почувствовал в присутствии командира роты непонятную робость — чувство, давно забытое, испытанное еще на первом курсе училища. И покраснел от досады.

Однако Кузнецов отнесся к нему так, словно они служили уже много лет вместе, все друг про друга знают и вообще лишь вчера расстались.

— Садись, Левашов, — пригласил он, сам продолжая стоять.