Константин Коровин - «То было давно… там… в России…»

— Расторгуев проехал… Десять миллионов подымет…

Пройдет опять, остановится, поглядит, скажет:

— Найденов… Двадцать миллионов подымет…

И на лице — страх, почтение, вера и поклонение.

Ходит по Ильинке тихий человек без дела, смотрит, останавливается, говорит:

— Морозов… Шибаев… Боткин… Якунчиков… Рябушинский… — вздохнет и считает, сколько какой миллионов подымет.

Зайдет в контору, дожидается. Директора увидит — о службе просит. Тот запишет фамилию и адрес. И ждет службы тихий человек, все ждет. Никогда стакана вина не выпьет — боится, чтоб не пахло. «Не дай Бог, места не получишь. Строги богачи, осудят…»

Пойдет домой. А приятель, с которым он вместе живет, Анатолий, брюзжит:

— У меня одной картошки из четырех не хватает. Опять ты съел.

— Да, съел. А тебе жалко?

— Какой чудак! Не жалко, а счет не выходит. Я ведь на все четыре рассчитывал. У меня прежде всего аккуратность. Не зря мы Практическую академию кончили…

— Между прочим, ты не можешь мне одолжить рубль? — спрашивает тихий человек. — До послезавтра?

— А ты не можешь у другого взять?

— Странно ты говоришь. Ведь взять рубль — значит, себя потерять. Во всех глазах пропасть. Ты ведь мой друг, одолжи же рубль.

— Рубль? Рубль забудешь. Сто рублей возьмешь — помнить будешь. У Морозова спроси-ка рубль, так он разговаривать не станет, беспокоить не из чего.

— Ну так дай сто рублей…

— Эк хватил! Откуда у меня они?

— Ну и Академия наша коммерческая, доехали… — пробормотал тихий человек. — К деньгам не подойдешь, места не получишь… Трудно…

Идет тихий человек по московским улицам, горят фонарики в вечернем сумраке, — долго идет по снежной площади Сухаревка. Из трактиров в трактиры народ идет, хлопает дверьми, из дверей пар на улицу валит, пахнет щами, ветчиной, — и хочется есть тихому человеку.

И вспомнил он про приятеля своего детства — небольшого фабриканта Ершова. Думает: «Пойду навещу Мишку. Только пить он здоров, заставит… Пей сколько хочешь, а денег не даст, так уж заведено у них…»

И пошел тихий человек на Рогожскую, по прямой Садовой улице. Долго тянется Садовая — соборы, заборы. Приветливо горят огоньки в окнах, и кажется тихому человеку, что везде там жизнь, счастье. Жены, дети… А вот он — один.

Рогожская. Вот и дом приятеля. На дворе собака лает, дворник в овчинном тулупе открывает калитку.

У приятеля Ершова, Михайла Никитича, встретила его мать, сестры — все в перепуге, говорят:

— Здравствуйте, все рады… Вот дело какое: Миша нездоров — белая горячка. Куролесит, с разбойниками все воюет. Доктора лечат. И сейчас у него доктор дежурит. Дело запущено, разобраться нельзя, векселя… В Пенделке, на щетинной мойке, рабочие денег ждут, а кто разберет дела? Вот рады мы вам — не разберете ли…

— С удовольствием, — говорит тихий человек, — дело знакомое, тому учились.

— Вот, пожалуйте в контору.

Привели его сестры в контору, видит тихий человек — книги, бумаги, счета на столе навалены. «Попробую, — думает, — разберу, как не разобрать, учился тому».

А сестры, милые такие, бутылки несут, вино, пиво, водку, закуски разные на стол ставят, угощают.

— Искушайте, — говорят, — веселее будет разбираться, а нам приятней, рады мы вам. Часто братец поминал вас — не идет, говорит, ко мне что-то. Любит вас.

Засел тихий человек, разложил бумаги и по тройной итальянской бухгалтерии повел дело. Трудно разобраться… Налил в стаканчик, дернул и закусил. Хорошо, тепло, приятно. Только дернул вторую, третью — задумался. Смотрит бумаги, видит — по бухгалтерии итальянской что-то много дохода выходит. Удивленье… Притворялся, знать, Мишка, когда на дела жаловался. Говорит сестрам:

— Наличности-то нету. Кассу бы открыть… — и смотрит на несгораемый шкаф.

Долго у шкафа подбирали ключ — не подходит. А секрет-то у Михайлы Никитича. Как быть? Пошли к доктору. Доктор сказал:

— Постойте, больной все кричит: «Три-четыре-пять, не узнать тебе, Рыбаков, секрета, не сломать тебе несгораемого, Стенька Разин. На-ка, выкуси. Не подденешь…» — не это ли секрет?

Поставили ключ по цифрам три, четыре, пять. «Сезам, отворись!» — И открылся шкаф. А в шкафу: бутылки, ликеры, шампанское — и денег куча.

Наутро болит голова у тихого человека. Выпил порядочно. Пришел на работу в Рогожскую, к Ершову. Видит — что такое? Полон дом народу: судебный пристав с цепью на шее, печати на двери ставит, сестры плачут, мать не в себе… Помер Михайла Никитич…