Николай Дубов - Горе одному

Школьники не сговаривались и не уславливались, но теперь все наказания и выговоры в прошлом приписывали его наушничеству. С ним перестали разговаривать, ему не давали ни книги, ни карандаша, ни резинки. Его не слышали, если он спрашивал, и обращались к нему только для того, чтобы назвать его предателем.

Веселый, жизнерадостный Юрка притих и увял, в голубых глазах его застыл страх. Он изнемогал в атмосфере общего презрения, часто плакал, но не жаловался: боялся, что станет хуже.

С Владиком Белкиным Юрка сидел на одной парте с третьего класса. Они никогда не ссорились прежде, но теперь Владик, как и все, перестал с Юркой разговаривать. Юрка некоторое время крепился, потом не выдержал:

— За что ты на меня сердишься? — сказал он так, чтобы другие не слышали. — Я ведь тебе ничего не сделал. А, Владик?

Владик молчал.

— Слышь, Владик!.. Давай — как раньше… А? Хочешь, я тебе свой аллоскоп подарю?.. Чего захочешь, то и подарю…

— Ша, хлопцы! — закричал Валерий Белоус. Он вертелся поблизости и все слышал. — Гадюка Белкина покупает.

Юрка съежился, а Владик вскочил.

— Я с тобой и сидеть больше не буду, а не то что… — решительно отрубил он. — Я… я к тебе пересяду, — сказал он Валерию.

Валерий один сидел на «Камчатке» — последней парте.

— Давай! — согласился тот. — Чего с этой заразой сидеть!

Глаза Юрки наполнились слезами.

— Не реви, не разжалобишь!

— Иди, ябедничай!

— Жалуйся.

Юрка заплакал и выбежал.

К концу уроков пришла Нина Александровна и задержала весь класс.

— Белкин, почему ты пересел?

— Я не хочу там сидеть.

— Почему?

— Просто так.

— Завтра же садись на свое место!

Владик Белкин был тихий, покладистый мальчик. Он хорошо учился, не шумел на уроках, не безобразничал на переменах, его всегда ставили в пример другим. Нина Александровна не сомневалась, что он послушается. Ребята ждали того же.

— Я не сяду, — упрямо наклонив голову, сказал Белкин.

— Как не стыдно, Белкин? Я тебе запрещаю менять место!

Владик посмотрел Нине Александровне в глаза.

— За что вы меня стыдите? Я ничего такого не сделал. А сидеть с ним не буду!

— Правильно! — закричали ребята. — Верно!

Нина Александровна поняла, что сделала оплошность, начав разговор при всех. Она распустила ребят, оставив Лешку, Белкина и старосту класса, Сережу Проценко.

— Это ты, Горбачев, настраиваешь товарищей против Трыхно?

— Никого я не настраиваю… У кого хотите спросите — я хоть слово сказал?

— Правда, — подтвердил Сережа, — он ничего не говорил.

— А ты — староста, должен следить, чтобы товарища не обижали… Какой ты староста, если не можешь повлиять на класс?!

— Если я плохой староста, пускай меня переизберут… — обидчиво сказал Сережа. — А заступаться за Трыхно не буду. Никакой он нам не товарищ, если на товарища ябедничает!..

Нина Александровна долго убеждала их, что они поступают неправильно, жестоко, что они должны повлиять на товарищей, чтобы мальчика перестали мучить, помирились с ним. Ребята не возражали, но лица у них были непреклонные.

Белкин остался на «Камчатке», отношение к Трыхно не переменилось. Нина Александровна провела специальную беседу во время оргчаса. На этой беседе присутствовал и дидектор школы. Они уговаривали ребят, убеждали, что те поступают жестоко и неправильно, что с Трыхно нужно помириться. Ребята не спорили и не соглашались. Положение Трыхно стало не лучше, а хуже. Заступничество директора и классной руководительницы только ожесточило их. В школу приходила Юркина мать, Нина Александровна привела ее в класс. Дрожащим голосом она просила пожалеть Юру, простить его, они ведь хорошие, добрые мальчики. «Добрые мальчики» угрюмо молчали, стараясь не встречаться с ней глазами. Под конец она рассердилась, сказала, что они «бессердечные, прямо звери какие-то».

— Если мы звери, зачем вы к нам пришли? — спросил Проценко.

Юркина мать расплакалась и ушла, ничего не добившись.

Юрка побледнел, осунулся. Приходя в школу, он смотрел в землю, он знал, что с ним никто не поздоровается.

Юрка страдал. Он всегда слушался старших и поступал так, как они велели. Он совсем не хотел зла Горбачеву и никому не хотел зла. Он старался быть хорошим товарищем. Яков Андреевич всегда хвалил его. Он похвалил его даже тогда, когда Юрка нечаянно разбил в классе стекло. Не за то, что разбил, а за то, что признался. Юрка мог не признаваться — никто не видел, что разбил он, — но Юрка пошел и признался. Потому что он — честный. Яков Андреевич похвалил его и сказал, чтобы он не боялся, ему за это ничего не будет, раз он сам признался.