Владимир Канивец - Крах диссидентки

— Идемте! — согласилась Алиса и направилась к дверям, которые сами бесшумно открылись. Она засмеялась, взглянула на Арсения: — Приветливо встречают, правда? Вот так всюду, где дорого! Тут чашечка кофе в несколько раз дороже, чем в кафетерии возле нашего дома.

Выпили кофе из позолоченных внутри и легких, как лепестки тюльпана, чашечек. И хотя кофе действительно был дорогим, но вкусным и душистым. Пошли неширокими улочками к Близнецам.

Строение обычно издали кажется красивым, а вблизи просто поражает своими размерами. Запрокинув голову, Арсений смотрел на верхний этаж, окна которого казались такими маленькими, как иллюминаторы самолета. Вошли в фойе, отделанное алюминием и белым мрамором. Очередь на лифт, который поднимал на сотый этаж (всех — сто десять), была небольшая. Билеты на смотровую площадку продавались тут же. Арсений взял буклетик и не успел прочесть его коротенький текст, как очередь двинулась в лифт. Собственно, в большую комнату, в которую заходило, видимо, человек тридцать.

Когда двери лифта закрылись, Арсений только потому, что стало давить на уши, как в самолете, когда он набирает высоту, почувствовал: начали подниматься. А вот уже и двери лифта открылись. Арсений подошел к окну: смотровая терраса, что протянулась вокруг здания, была застеклена. Глянул вниз: и улицы, и машины точнехонько такие, какие виделись из окна самолета. Да и неудивительно: высота полкилометра. А где-то там, среди небоскребов, живет женщина, которую он любил. Действительно, похоже на сон…

— Пойдемте на крышу, — предложила Алиса, — оттуда лучше виден город.

По эскалаторам поднялись еще на десять этажей — и перед Арсением открылась величественная панорама города, порта, островов, на одном из которых он увидел и статую Свободы. С высоты небоскреба она выглядела небольшой. День был солнечный, даль просматривалась хорошо. Арсению показалось, что он увидел и Орчерб-стрит, на которой мистер Коля, торгуя дамскими шубами из искусственного меха, что лучше собольего, приглядывается уже, где на Манхеттене он купит место и поставит небоскреб еще выше, чем эти Близнецы. Большое дело, если, заплатив всего сорок центов, можно подняться на такую высоту, что даже дух захватывает! На сто десятом этаже Близнецов торгуют, похоже, корейцы — или, может, китайцы! — а на том небоскребе, какой построит Коля, он золотом напишет те же самые гениальные слова: «Слава богу, что вы нашли Колю!!!» И бог тут будет вспоминаться уже к месту, потому что до неба, считай, рукой подать.

Да, это мечты, а пока что иммигранты поют песенку из одесского дореволюционного блатного репертуара, написав на старую мелодию новые слова, с отчаянно-бодрым припевом:

На набережной в небольшом скверике звучала печальная музыка. Недалеко от памятника первым переселенцам из Европы на североамериканский материк сидел старый оборванный человек и играл на аккордеоне, трубе, бубне, с ловкостью фокусника меняя инструменты — казалось, что играют трое. Посреди тротуара лежала старая, измятая шляпа, в ней блестело несколько серебряных монет. Хотя мелодия, которую наигрывал этот человек-инструмент, была печально-сентиментальной, она не вызывала, должно быть, у практичных американцев тех чувств, на которые рассчитывал музыкант: люди равнодушно обходили шляпу, как обходят камень, что вдруг оказался на дороге.

Памятник первым переселенцам произвел на Арсения глубокое впечатление. Не потому ли, что скульптура, в отличие от других стоявших в разных сквериках Нью-Йорка, была создана в реалистическом плане?

На набережной стоят бинокли, в которые можно посмотреть на статую Свободы, поставленную на небольшом островке. Бинокль, как и все в Америке, платный. Хочешь получше рассмотреть статую Свободы, брось в щелку бинокля двадцать пять центов, и она подойдет к тебе немного ближе. Арсений бросил серебряную монетку. Глянул в бинокль и увидел перекрещенную черными линиями, что были на стекле, статую. В отличие от той, что видел с крыши Близнецов, здесь она казалась мощной. В бинокле что-то щелкнуло, статуя исчезла. Ага, выходит, надо каждую минуту бросать по двадцать пять центов, чтоб любоваться ею сколько хочешь.

— На остров ходят пароходики, — говорил Всеволод Тихонович. — Но поездка туда займет часа два. А я, честно говоря, боюсь тут оставлять машину на такое длительное время. У одного нашего дипломата месяц тому назад где-то тут украли машину, и до сих пор полиция ищет ее. Но, как водится, и не найдет. И еще одно: статуя поставлена на ремонт. Сами американцы насмехаются, говорят: наша Свобода требует капитального ремонта. Звучит? — засмеялся Всеволод Тихонович. — И еще одна символическая деталь: статую, как известно, американцам подарили французы. Но американцы, как теперь европейцы злословят, не остались в долгу: они поставили в Европе сотни ракет, уверяя, что защищают ее свободу…