Владимир Канивец - Крах диссидентки

К дому советского представительства при ООН автобус не смог подъехать, потому что улица — 67-я стрит — была запружена бурлящей, кричащей в мегафоны толпой. Арсению и Косте пришлось выйти здесь — они должны были жить в представительстве, а другие члены делегации — в отеле. На проезжей части толпа, но тротуар отгорожен от нее голубыми барьерчиками. За этим барьером сплошной цепью стояли стражи порядка, среди которых были не только мужчины-негры, но и негритянки. Арсений не мог не улыбнуться, увидев этих маленьких, тщедушных темнокожих женщин в полицейской форме.

— Самое смешное то, — говорил Костя, пока они за спинами полиции пробирались к дому представительства, — что власти посылают полицию охранять нас от тех, кого они сами на нас науськивают! Видите, как они вопят? И знаете, почему так стараются? За участие в этом «концерте» им платят по пять долларов. А разрешение на проявление этого «народного» гнева они получили в полиции. Это называется — демократия по-американски. А если бы все эти типы собрались тут, не имея на это разрешения полиции, их бы отсюда ого как турнули! Летели бы как ошпаренные! Ну вот мы и дома! — воскликнул Костя, когда двери подъезда автоматически открылись. — Здравствуйте, товарищи!

Два офицера в форме пограничников козырнули в ответ и крепко пожали Косте руку.

Весело поздоровались и с Арсением.

— Ну что — на границе беспокойно? — пошутил Костя.

— Да, боевая тревога, — ответил лейтенант. Поинтересовался: — А где другие товарищи?

— Поехали в отель, а потом уже придут сюда, — ответил Костя и пошел к лифту, нажал на кнопку. — Думаю, через час они все будут здесь.

Здание советского представительства при ООН сравнительно с небоскребами Нью-Йорка выглядело довольно скромно: всего тринадцать этажей. Комнату для Арсения отвели на пятом этаже. Окно выходило на улицу.

— Не очень тут тихо, напротив нас пожарная команда, полицейский участок, — заметил Костя. — Вот, слышите?

За окном завыли пожарные сирены, даже зазвенели жалюзи.

— Где-то уже горит! В Нью-Йорке беспрерывные пожары! А вот и ваш чемодан! — увидев, что шофер внес вещи Арсения, сказал Костя. — Это наш завхоз и шофер, — представил он приветливого парня. — Зовут его Петр. Поскольку он еще не женат, то не любит, когда девушки величают его по отчеству. Спасибо, Петро! Возьми эту коробку и отнеси в мою комнату, я пойду к министру! Ну, Арсений Андреевич, устраивайтесь, а часа через полтора я за вами зайду или кого-нибудь пришлю. Будет традиционная встреча с коллективом нашего представительства. Если потребуется что-либо, моя комната в конце коридора, справа. О’кей!

— О’кей! — весело ответил Арсений, проникаясь Костиным оптимизмом.

Впервые Арсений встречался с людьми, постоянно работавшими за границей, и был поражен тем, как они его приветствовали. Мужчины так же крепко жали ему руку, как брат Михаил, когда он приезжал к нему; женщины здоровались, вытирая слезы радости. Так они встречали каждого, кто приехал сюда. И эти радостные улыбки, счастливые слезы, веселый гомон, который еще больше усилился, когда все стали у скромно накрытого стола и выпили за прибытие делегации, — от всего этого в самых затаенных уголках Арсениевой души шевельнулась особая гордость, что пробуждается только от братского единства людей, которых породил один народ. Все смотрели друг на друга, как на братьев и сестер, и слезы радости подступали к горлу: тут, в этой далекой стране, он среди родных людей. К Арсению подошел один из дипломатов, загадочно улыбаясь, спросил:

— Вы меня помните?

Арсений всегда испытывал неловкость, не узнав человека, который с ним здоровался, а он не мог вспомнить, где с ним встречался. Внимательно посмотрел на дипломата: словно бы знакомое лицо, а где его видел — забыл.

— Совестно, но, — Арсений развел руками, чувствуя, что краснеет, — не могу вспомнить, где мы виделись…

— А у меня и сейчас перед глазами стоит яворинский пруд, где мы ловили карасей! — засмеялся дипломат. — Я еще давал вам поплавки своей конструкции.

— Григорий Васильевич! — воскликнул Арсений.

— Я, Арсений Андреевич! — довольно улыбнулся дипломат. — Видите, как мал мир? Где тот пруд яворинский, где Атлантический океан, где Нью-Йорк, а снова скрестились наши тропинки. Вы как — не забросили удочек?

— По правде говоря, почти два года не брал в руки, — печально сознался Арсений. — Так, знаете сложилась жизнь, что не до отдыха было.