Владимир Канивец - Крах диссидентки

Осталось еще несколько дней отпуска, Арсений не ходил на Псел ловить рыбу, только катался с Алешей на лодке, купался, загорал. И вот, спускаясь как-то вниз по реке, увидел женщину, что сидела, склонив голову, над круглым тазиком, а возле нее по колено в воде — смугленькую девочку. Он даже глаза закрыл: не померещилось ли то же, что видел раньше, что глубоко врезалось в зрительную память? Нет, то была Лина с дочкой. Она все еще не замечала его, сидела в купальнике, накинув на плечи халатик, боясь, должно быть, обжечь их, потому что они были еще белыми, как эта пена, что клубилась в ее руках, переливаясь через край тазика. Арсений повернул лодку к берегу. Девочка, услышав шум весел, обернулась, крикнула, как тогда:

— Мама, лодка плывет!

Лина бросила взгляд на речку, увидела Арсения и, выпрямившись, резким движением стряхнула пену с рук. Не заметила, что халат упал в воду, течение подхватило его и понесло вдоль берега.

— Мама! — испуганно воскликнула Тома. — Твой халат вода взяла!

Лина оглянулась, вскочила, догнала халат, встряхнула его и надела мокрый, подпоясавшись поясом. Лодка ткнулась острым носом в песок. Арсений сказал:

— О, вы совсем здоровы! Здравствуй, Лина!

— Здравствуй, Арсений! — радостно-счастливо улыбнулась в ответ Лина. — А это твой Алеша? Большой вырос! Я его видела, когда ты с Витой как-то приезжал сюда. Я тогда еще в десятом классе училась.

— Если не помешаем, то возле вас остановимся. — Арсений по счастливой Лининой улыбке понял, что она обиделась бы, если бы они поплыли дальше.

— Выходите, тут хорошо! — приглашала их Лина, сияя карими глазами. — И людей нет. Я всегда тут стираю, купаюсь.

«На сколько же она моложе меня? — подумал Арсений, поворачивая лодку боком к берегу. — Лет на семь. Ей двадцать два, мне двадцать девять. Ого, как я постарел!» Высадив Алешу, вытянул лодку на берег, подошел к девочке, присел возле нее.

— Ну что, цыганочка, уже не болит животик?

— Не-е… — застеснялась Тома, с интересом поглядывая на Алешу.

— А ты, Тома, знаешь, кто это? — спросила Лина дочку, тоже присев возле нее. Девочка молчала. — Это тот дядя, который отвозил тебя в больницу.

Услышав про страшную больницу, Тома испуганно взглянула на Арсения и, отступив, прижалась к матери, словно ища защиту. Лина ласково привлекла ее, поцеловала черную головку, успокоила девочку:

— Глупенькая! Не бойся, он тебя больше туда не повезет! Ну иди познакомься с мальчиком. Скажи, как тебя зовут?

— Тома, — поглядывая на Алешу черными глазками, тихо проговорила девочка.

— Идите поиграйте. Алеша, ты не боишься ее? — улыбаясь спросила Лина.

— Нет, — ответил Алеша и вопросительно посмотрел на отца: что мне с такой маленькой делать?

— Давайте я вас немного покатаю, — предложил Арсений. — А ну в лодку!

Алеша мигом, как опытный пловец, вскочил в лодку, а Тома, поглядывая то на мать, то на Арсения, не трогалась с места. Лина взяла ее на руки, посадила в лодку. Малышка вцепилась ручонками в борт, затаила дыхание и от страха, и от счастья. Арсений потянул лодку за цепь вдоль берега, потом вернул на старое место, сказал:

— А теперь играйте!

Дети вначале топтались в лодке, а потом вошли в воду и начали брызгаться, заливаясь веселым смехом. Бегали по желтому, утрамбованному волнами песочку, что-то лепили из него. Арсений, слушая рассказ Лины о том, как она намучилась в больнице, сколько там горя насмотрелась, бросал взгляд на малышей, когда они очень уж сильно кричали, думал: «Вита хотела дочку. У меня могла бы быть такая семья».

— Живешь вот так, не болеешь, — говорила Лина, — и не знаешь, сколько на свете горя, болезней и смертей. За неделю, что я провела в больнице, двое умерло. Женщина после тяжелой операции и парень, разбившийся на мотоцикле. Не знаю, как врачи и сестры это выдерживают. У меня бы сердце разорвалось.

— Да, пока сам счастлив, так и не замечаешь, сколько в мире горя, — согласился Арсений. Посмотрел на Лину, на детей, игравших точно братишка с сестренкой, печально вздохнул: — Хорошо тут, но надо ехать.

— Когда ты уезжаешь? — помрачнела Лина — казалось, на ее лицо упала тень от тучи.

— Завтра собираюсь, послезавтра — двинусь.

— Так ты не зайдешь к нам, — совсем опечалилась Лина. — А отец уже несколько раз вспоминал. Говорит, не обиделся ли, что я его ночью в больницу погнал?

— На Степана Дмитрича я и правда обиделся, — усмехнулся Арсений. — Но не за то, что ночью меня поднял, а за то, что он, пообещав, что мы с ним поедем вас забирать из больницы, обратился к кому-то другому.