Кристофер Ишервуд - Труды и дни мистера Норриса. Прощай, Берлин [сборник litres]

Я вскрыл конверт и развернул сложенный бланк телеграммы. В ней было всего три слова:

«Пожалуйста немедленно возвращайтесь».

Я прочитал их несколько раз кряду. И улыбнулся.

– Как ни странно, – сказал я г-ну Ван Хорну, – вы оказались совершенно правы. И впрямь зовет.

Под телеграммой стояла подпись: «Людвиг».

С Артуром определенно что-то случилось. В противном случае он при необходимости сам отправил бы мне телеграмму. И передряга, в которую он угодил и о которой я пока не имел ни малейшего представления, была каким-то образом связана с партией, поскольку под телеграммой стояла подпись Байера. Дальше – тупик. Дальше начиналась область предположений и вероятностей, столь же бесконечных и смутных, как поглотившая мой поезд ночная тьма. Лежа на верхней полке, я пытался уснуть и не мог. Толчки состава, стук колес попали в резонанс с возбужденными, тревожными ритмами сердца. Артур, Байер, Марго, Шмидт; я пытался сложить головоломку то так, то эдак, а то и вовсе кверх ногами. И так до самого утра.

В середине следующего дня, хотя мне казалось, что прошли годы и годы, я открыл запертую на английский замок дверь квартиры; ворвался к себе в комнату. В самой ее середине в самом удобном кресле дремала фройляйн Шрёдер. Она скинула тапочки и уютно угнездила ноги на маленьком табурете. Обычная ее манера, если кто-нибудь из постояльцев надолго уезжал. Все квартирные хозяйки видят один и тот же счастливый сон: что в квартире, кроме них, никто не живет.

Проснувшись и увидев меня в дверном проеме, она взвизгнула так, что, воскресни я из мертвых, более пронзительной ноты она бы все равно из себя не выжала:

– Герр Брэдшоу! Как вы меня напугали!

– Простите, фройляйн Шрёдер. Нет-нет, прошу вас, не вставайте. А где герр Норрис?

– Герр Норрис? – Она еще не совсем проснулась. – Вот уж не знаю. Но он сказал, что вернется часам к семи.

– Он по-прежнему здесь живет?

– Ну конечно же, герр Брэдшоу. Что за вопрос! – Фройляйн Шрёдер посмотрела на меня удивленно и встревоженно. – Ничего не случилось? А почему вы не предупредили меня, что вернетесь раньше? Я как раз на завтра наметила устроить у вас в комнате генеральную уборку.

– Да нет, ничего особенного не случилось. А здесь и так все в полном порядке. А герр Норрис – он не заболел?

– Вроде бы нет. – С каждой секундой выражение недоумения на лице у фройляйн Шрёдер становилось все более явным. – То есть если он и заболел, то мне об этом ничего говорить не стал, а дома его не бывает с утра и до позднего вечера. А что, он написал вам, что ему нездоровится?

– Да нет, ничего такого он не писал… вот только… в общем, когда я уезжал, мне показалось, что какой-то он слишком бледный. А мне никто не звонил – не просили чего-нибудь передать?

– Ничего такого, герр Брэдшоу. Вы же помните, что сами сказали всем своим ученикам, что вас не будет вплоть до Нового года.

– Да-да, конечно.

Я подошел к окну и выглянул на пустую промозглую улицу. Впрочем, не так чтобы совсем пустую. На углу стоял невысокого роста человек в застегнутом под самое горло пальто и в фетровой шляпе. Время от времени он тихо прохаживался туда-сюда, сложив за спиной руки, так, словно ждал к назначенному часу девушку.

– Согреть вам воды? – тактично спросила фройляйн Шрёдер. Я мельком взглянул на себя в зеркало. Усталый, грязный и небритый.

– Благодарю вас, – я улыбнулся в ответ, – пока не стоит. Сперва я должен уладить одно дело. Вернусь примерно через час. Вот если бы вы были так любезны и согрели к этому времени ванну…

– Да, Людвиг на месте, – сказали мне барышни в большой передней комнате Байеровой штаб-квартиры на Вильгельмштрассе. – Входите, входите, он там.

Увидев меня, Байер, казалось, ничуть не удивился. Он поднял голову от заваленного бумагами стола и улыбнулся мне навстречу:

– А, вот и вы, мистер Брэдшоу! Садитесь, пожалуйста. Надеюсь, отдохнули неплохо?

Я улыбнулся:

– Ну, я только было начал…

– Как тут же получили мою телеграмму? Не держите на меня зла – без этого, к сожалению, было никак не обойтись.

Байер помолчал, задумчиво посмотрел на меня, потом продолжил:

– Боюсь, то, что я вам сейчас скажу, не доставит вам ровным счетом никакого удовольствия, мистер Брэдшоу. Но было бы неправильно и дальше держать вас в неведении относительно истинного положения вещей.

Я услышал, как где-то в комнате тикают часы; казалось, вокруг сгустилась мертвая тишина. Сердце только что не выпрыгивало у меня из груди. Мне кажется, я уже тогда наполовину догадался, о чем пойдет речь.