Кристофер Ишервуд - Труды и дни мистера Норриса. Прощай, Берлин [сборник litres]

На третий день после обеда Пит по собственной инициативе ни с того ни с сего предложил мне покататься на коньках, вдвоем. Бедный мальчик был готов взорваться в любой момент – я заметил это еще за обедом. Он был сыт по горло собственным дядюшкой, Куно и польскими барышнями; ему нужно было хоть на кого-то выплеснуть обуревавшие его чувства, и, за неимением лучшего, я показался ему единственным человеком во всей нашей компании, способным его понять. Не успели мы выйти на лед, как его прорвало: я никак не ожидал, что он в принципе способен говорить так долго и с таким пылом.

Что я думаю о здешних местах? – спросил он. Меня еще не тошнит ото всей этой роскоши? А люди? Идиоты просто неописуемые, и отвратительные идиоты. Как они могут вести себя этаким вот образом, когда Европа находится в нынешнем ее состоянии? Неужто ни в ком из них ни на грош не осталось чести и элементарного человеческого достоинства? Ни капли национальной гордости – готовы мириться и мешаться с еврейской бандой, которая разоряет и губит их страны. А я, я что чувствую по этому поводу?

– А что говорит об этом ваш дядюшка? – ответил я вопросом на вопрос, чтобы хоть как-то уйти от ответа.

Пит раздраженно передернул плечами:

– А, дядя… он у меня вообще политикой не интересуется. Носится со своими картинами. Отец говорит, он давно уже не голландец – совсем офранцузился.

Учеба в Германии сделала из Пита самого отчаянного сторонника фашизма. Инстинктивное чутье мсье Жанена, как выяснилось, в конечном счете его не подвело. Парнишка-то был коричневее всех коричневых:

– Чего недостает моей стране, так это человека вроде Гитлера. Настоящего вождя. Люди, лишенные цели, не достойны жить на земле. – Он повернул ко мне красивое, без капли юмора лицо и пристально посмотрел мне в глаза. – Вы же имперская нация, вы не можете этого не понимать.

Но меня не так-то просто было сбить со следа.

– А часто вы путешествуете вдвоем с дядей? – спросил я.

– Да нет. По правде говоря, я очень удивился, когда он позвал меня сюда с собой. И все в такой спешке: всего неделю тому назад. Но я люблю лыжи; вот и подумал, что здесь все будет первобытно и просто – как в походе: знаете, мы ходили на прошлое Рождество в студенческий поход, в Riesengebirge . Каждое утро набирали по ведру снега и растирались вместо душа. Человек должен знать, как закалять свое тело. В наши времена без самодисциплины – вообще никуда…

– А когда вы сюда приехали? – перебил его я.

– Сейчас, дайте подумать. Да, наверное, как раз за день до вашего приезда, – дошло вдруг до Пита. И он сразу стал чуть больше похож на человека. Даже улыбнулся. – Знаете, кстати, что забавно… совсем забыл вам сказать. Дяде почему-то очень хотелось с вами познакомиться.

– Со мной?

– Ага… – Пит рассмеялся и тут же покраснел. – Если честно, он даже велел мне разузнать, откуда вы и кто такой.

– Да бросьте вы.

– Видите ли, ему показалось, что вы сын одного его старого знакомого: тоже англичанина. Но сына он видел всего один раз много лет назад и не был уверен, что это вы. Боялся, что если он вас при встрече не узнает, то вы обидитесь.

– Что ж, я определенно помог вам завязать знакомство.

Мы оба рассмеялись.

– Да уж, и не говорите.

– Ха-ха! Смех, да и только!

– Ага, правда? Умереть не встать.

Мы вернулись в гостиницу к чаю и едва-едва нашли Куно и г-на Ван Хорна. Они сидели в самом дальнем углу курительной, на почтительном расстоянии от всех прочих постояльцев. Г-н Ван Хорн не шутил и не смеялся; он говорил серьезно и тихо, пристально глядя Куно прямо в лицо. И Куно тоже был серьезен, как судебный заседатель. Мне показалось, что он до крайности взвинчен и озадачен темой разговора. Но это было всего лишь первое, весьма поверхностное впечатление. Едва заметив меня, г-н Ван Хорн громко рассмеялся и подтолкнул Куно локтем, как будто только что огласил последнюю, ключевую фразу анекдота. Куно тоже стал смеяться, хотя и с меньшей готовностью.

– Так-так-так, – воскликнул г-н Ван Хорн, – а вот и наши мальчики! И готов поспорить, голодны как волки! А мы, два старых пня, сидим тут взаперти и травим байки. Боже правый, а времени-то уже! Вы как хотите, а мне пора пить чай!

– Вам телеграмма, сэр, – раздался прямо за моей спиной голос коридорного. Я отступил немного в сторону, чтобы дать ему подойти к адресату: я никаких телеграмм ни от кого не ждал. Но нет – он протянул серебряный поднос именно мне. И на конверте стояло мое имя.

– А-га! – возопил г-н Ван Хорн. – Ваша зазноба начала терять терпение. И зовет вас обратно, к себе под крылышко.