Станислав Грибанов - Полгода из жизни капитана Карсавина

— Сударь, так вы могли бы уступить место в общественном транспорте, скажем, молодой, несколько привлекательной даме? — после первой же беседы с комэском спросила Анна у Валентина Вахрамова.

— Отчего нет? — в тон ей ответил Валентин. — Уступлю, конечно. Если тот общественный транспорт не двухместный штурмовик, а место — не ведомого у командира эскадрильи…

Спорный вопрос двух новичков вскоре разрешил опять же случай, о котором штурман полка капитан Карев заметил немногословно и туманно:

— Нонсенс!..

Да, так уж вышло. После одного из тренировочных полетов на полигон, когда Вахрамов посадил машину и закапчивал пробег после приземления, ни с того ни с сего он вдруг поставил кран шасси в положение «убрано», отчего бронированная машина в следующее же мгновение сложила свои колеса, просела и оказалась «на брюхе».

Тяжелые черные тучи сгущались над головой младшего лейтенанта. Лежащий на земле штурмовик за каких-то полчаса собрал едва ли не весь аэродромный люд. Одни предлагали поднять его домкратами, другие — всем скопом, просто на руках. А третьи ничего не предлагали — третьих интересовало, почему это младший лейтенант Вахрамов в такую трудную для страны пору выводит из строя боевое оружие?..

— Перепутал рычаги — это отговорка! — возмущался какой-то майор в новехонькой меховой куртке, какие выдавали только летному составу.

Анне голос майора показался знакомым.

— Нет, вы все-таки скажите: для чего подломали боевой штурмовик?.. — настаивал он, и тут Анна узнала в наступавшем на Валентина Вахрамова майоре Гошку Шверубовича.

«Значит, уже продвинулся в чинах», — подумала она и хотела было ринуться на него сама, спросить метростроевского стукача, что же он смыслит в летном-то деле, у кого такое право получил — только требовать да поучать?.. Но что-то остановило Анну. Она отошла в сторону от окруживших Валентина людей, и тогда ей стало невыносимо стыдно за себя. «Как же все хитро устроено, — как бы оправдывая эту свою слабость, рассуждала Анна: — Одни идут в огонь, навстречу смерти, а другие их только уговаривают это делать, ничем при этом не рискуя. Гражданственный блеск в глазах, надутые на шее жилы — весь антураж Гошки Шверубовича. И уже майора заработал…»

— Нонсенс! Повторяю вам, товарищ майор. Непредвидимая несуразица, черт возьми!.. — до Анны долетели слова Карева, и в том, как он произнес их, она поняла: шутить штурман полка не собирается. — Катились бы вы лучше отсюда. Без вас разберемся!..

— Хорошо, хорошо, — Шверубович засуетился. — Я представитель… Я обязан доложить о случившемся…

— Докладывай! — усмехнулся Карев, смахнул самолетным чехлом пыль с сапог, набросил на плечи парашют и полез в кабину штурмовика.

Котельниковская группировка противника была разгромлена. Воодушевленная победой под Сталинградом, Красная Армия продолжала гнать фашистские орды на всех участках фронтов от Ленинграда до Кавказа. Опасаясь прорыва советских войск на Таманский полуостров, немцы создали мощный оборонительный рубеж, протянувшийся от Новороссийска до Темрюка, и назвали это далеко не сентиментальные нагромождения из железобетонных дотов, дзотов, минных полей, противотанковых и противопехотных укреплений Голубой линией. Штурмовать эту линию, уничтожать противника в небе над Таманью и предстояло вместе с другими штурмовиками 805-го авиаполка.

А шел уже март. Получив новые боевые машины, эскадрилья лейтенанта Андрианова готовилась к перелету на фронт. В эти дни Анна Егорова получила письмо. Писала ей Таня Федорова. Она рассказывала о жизни метростроевцев, о том, что многие из их общих знакомых работали на оборонительных сооружениях под Москвой, прокладывали Дорогу жизни через Ладожское озеро, а вот все аэроклубовцы из Метростроя — на фронте. «Твой инструктор Мироевский и Сережа Феоктистов воюют на штурмовиках, — читала Анна. — Ваня Вишняков, Женя Миншутин, Сережа Королев — на истребителях. Погибли Лука Муравицкий, Опарин Ваня, Саша Лобанов, Аркадий Чернышев, Вася Кочетков…» Анна читала список погибших парней и никак не могла представить, что никогда уже не увидит ни Луку, который в сорок первом году стал Героем Советского Союза, ни Ваню Опарина, ни Сашу Лобанова…

«Это одного аэроклуба. Сколько же всего? И как только могло случиться такое?» — в который раз недоумевала Анна и по-своему винила во всем те усыпляющие людей песни — про любимый город, который может видеть сны и спокойно спать себе да зеленеть среди весны, про какую-то допотопную тачанку, которую целое поколение уже и не видывало даже… Вдруг взгляд ее скользнул в письме по знакомому сочетанию букв: «Виктор Кутов…» «Что это?.. Показалось?..» Тревожно кольнуло и сжало сердце. Анна снова прочитала дорогое ей имя и подумала: «С чего бы это Татьяна вообще пишет о погибших? Может, вовсе никто и не погибал — слухи одни да разговоры бабьи!..» Но вот руки Анны отяжелели, голова поникла, и, не произнося ни слова, без слез, она впала в какую-то тяжелую думу, казалось, окаменела в ней…