Станислав Грибанов - Полгода из жизни капитана Карсавина

Вторым заходом группа штурмовиков отработала по танковой колонне бомбами. Немцы выскакивали из горящих машин, в панике метались вдоль дороги, и тут Анна услышала в наушниках шлемофона знакомый голос.

— Ашота!.. — над полем боя это прозвучало для нее неожиданно и волнующе, как сама атака. — Дай по гадам из всех дудок!..

Анна узнала голос ведущего. Петр Карев… Он не забыл ее в горячке боя, ее первого боевого вылета на штурмовку. И как же она была благодарна ему за это!

В две следующие атаки Анна вложила, кажется, всю свою ненависть к чужеземным пришельцам. «Вот вам за Виктора!..»

Боевая работа летчика считается законченной, когда он вернется на свой аэродром. Расстреляв по противнику весь боекомплект, Анна собралась было пристроиться к группе, но вдруг обнаружила, что вокруг — ни души! Она одна, снизу по ней стреляют, и летит ее машина в сплошных разрывах снарядов… Невольно припомнилась заповедь Карева об осмотрительности. Как же она сплоховала!.. Увлеклась боем, потеряла своих…

Над Цемесской бухтой пара истребителей заметила одинокого «ила». «Ну вот, хоть «яки» прикроют…» — подумала Анна, продолжая лететь в сторону, где, по ее предположению, находился их полевой аэродром. А небо над морем все плотнее окутывалось кружевами пушечных и пулеметных трасс, от которых одни самолеты падали вниз, другие еще тянули в надежде добраться до берега. И вокруг ни взрывов, ни дыма пожарищ… Лишь полотнища боевых парашютов — наших да противника. Опускаясь, они ложились на воду большими белыми цветами — и это все, что оставалось, что еще напоминало об исходе смертельных схваток.

Анна прибрала газ — мотор заработал спокойнее, без напряжения. Она гасила скорость и призывно покачивала истребителям плоскостями, мол, вижу вас, пристраивайтесь поживее. Но вот то, что произошло в следующую минуту, кажется, не предусмотрел в своих заповедях даже сам капитан Карев. Длинная пулеметная очередь рванулась со стороны истребителей, пронеслась над головой Анны, едва не прошив кабину ее штурмовика, и ушла в море.

«Братцы, вы что — очумели?» — хотела было крикнуть Анна, оглянулась и в нескольких метрах от своей машины увидала истребителей с белыми крестами… Немцы! Два «мессершмитта», с издевкой покачав ей крыльями, тут же отвалили в сторону для повторной атаки.

«Что же делать? — тревожно осмотрелась Анна. — Скорость у «мессеров» большая — не уйдешь. А тут еще и весь боезапас израсходован…»

В очередной атаке немцы снова промахнулись. Один из них промчался от Анны совсем рядом, и она, чуть довернув штурмовик, на всякий случай нажала на гашетки, но впустую — пушки и пулеметы молчали.

Нетрудно было предположить, чем бы мог закончиться для Анны ее первый боевой вылет на штурмовку, не выручи свои истребители. Они отогнали «мессеров», одного сбили, и Анна поблагодарила по рации незнакомых ей ребят, которые так вовремя подоспели и выручили ее:

— Спасибо, «маленькие»!

Но «маленьких» и след простыл. Правда, кто-то из них несколько назидательно успел бросить в эфир:

— «Горбатый», а ты что бабьим-то голосом заговорил? С перепугу, что ли?..

Вечером пилоты обмыли боевое крещение штурмовика Егоровой.

— Больше не гуляй без нас! — строго заметил капитан Карев. — Недолго до греха… — И сначала было бульканье, потом сосредоточенное кряхтенье, неистовый хруст огурцов, потом все заговорили, задвигались, засмеялись. И Анне Егоровой так было хорошо среди этих простых и близких ей парней, что, казалось, лютая война и та не выдержала да отступила от них.

В один из таких вечеров прямо на аэродроме неподалеку от станицы Поповической пилоты как-то устроили танцы. Анну приглашали танцевать все поочередно. Никому не отказывая, она весело кружилась с парнями, и только капитан Покровский сидел одиноко в сторонке, казалось, равнодушный ко всему на свете.

— Кирилыч! — решила растормошить его Анна и чуточку манерно поклонилась. — Прошу вас на тур вальса.

Капитан Покровский грустно улыбнулся — в уголках его губ постоянно таилось что-то похожее на горькую усмешку, — но встал навстречу Анне и предложил просто пройтись по станице.

Стоял тихий теплый вечер. В небе, пока еще светлом и необыкновенно высоком, загорались первые звезды, а из-за леса медленно-медленно, с какими-то мучительными потугами выплывала огромная жуткая луна.

— Знаешь, Егорушка, ты вот, наверно, думаешь: что это Кирилыч такой нелюдимый, не повеселится никогда с пилотской братвой? А я ведь по натуре очень веселый был и сейчас порой охота какую-нибудь шутку отмочить, да что-то сломалось внутри. Я чувствую, что скоро меня не станет…