Станислав Грибанов - Полгода из жизни капитана Карсавина

С Тиной Мартын виделся все реже, все случайнее, и она как-то сверх меры щеголяла «наплевательским» своим безразличием ко всему, своей эгоистической бодростью и весельем.

Однажды, возвращаясь к себе в общежитие после занятий, Мартын встретил Тину на небольшой, обсаженной акациями и березами площадке под висячим желтым фонарем. На ней было бледно-зеленое платье; на лице вместе с тенью свисавшей над самой ее головою ветки акации дрожала улыбка, а в глазах, в самой печальной их глубине, мерцали искры.

— Капитан, а все-таки жаль с вами расставаться…

— О чем ты, Тина? Что значит расставаться? — отрывисто и глухо проговорил Мартын. Он сознавал, что кроме греха незаинтересованности Тининой судьбой на нем был еще и грех недостаточно осторожного обращения с Тининым чувством к нему. Но винить себя за это Мартын не хотел.

— А, не будем об этом! Скажите лучше, капитан, когда у вас защита диплома?

— Еще не скоро.

— Ну вот, тем более. Вам следует прилежно заниматься, — вздернув головой, заметила Тина, и вдруг Мартын почувствовал в ней легкое раздражение, холодок, идущий от ее глаз и улыбки. — Я приду к вам после защиты. Привет Катрин. Адью!

…Но любовь сдается не сразу. Не так легко сердцу признать свое поражение, оно ищет утешения, и вскоре уже Тина звонила Мартыну: «Будьте дома. Необходимо поговорить…»

В день ее прихода Мартын с утра встал с чувством легкости в душе и теле — только накануне в академии приняли черновой вариант его дипломной работы.

— Капитан, я выхожу замуж! — прямо из дверей торжествующе объявила Тина. Еще входя в комнату, она полусознательно подготовила выражение лица и тон — радостно-деятельный, бодрый, веселый. Но обычное чутье ей несколько изменило: тон ее был веселее и шутливее, чем следовало.

— Хорошо! — в тон Тине ответил Мартын.

— Что хорошо?

— Что хорошо кончается…

Тина быстро села в кресло, только на другом конце комнаты, оставив особенную, какой не бывало раньше, не заполненную пустоту. И так, разделенные пространством, они сидели, зная, что наступил неизбежный, тягостный момент.

— Не подумайте, что я ревную. Понимаю, вы любите Екатерину. Не понимаю, зачем надо было лгать мне?

— Я не лгал, Тина.

— Не надо оправдываться, Мартын. Вы измерили одну любовь другою и меньшую предали, — улыбнулась она печально задрожавшими губами. — А мне свою любовь с лучезарной перспективой тихой смерти в один день предложил Георгий. Правда, его мать противится. Но на моей стороне — природа-мать!..

Мартыну стало обидно, что Тина пришла к нему с практичными и скучными мыслями, и он насмешливо вставил:

— Для поэтов и художников, очевидно, необходимо время от времени возобновлять те ощущения молодости, которые они испытывали когда-то в присутствии девушки. Это вдохновляет.

— Не знаю, что их вдохновляет, — вздернув головой, перебила Тина. — Я знаю одно, чувствую, верю, наконец, что где-то и во мне плачет и гибнет ребенок, который мог быть спасен вами. А Георгий… Я давно питала к нему глубокое уважение, граничащее с преклонением. Он очень нежный и в то же время очень строгий человек. Благодаря браку с Пронским я смогу осуществить себя как подруга, как женщина. И как мать…

Тина отвернула от Мартына лицо, но было слышно, как она глотает слезы. Тина, эта веселая, сумасбродная девушка, плачет!.. Кто бы мог подумать!..

Мартын, угрюмый, виноватый, сел в кресло напротив Типы.

— Я… я сам не знал, что так получится… — сказал наконец и окончательно понурился.

Но Тина уже не слышала его. Горячая волна пришла к сердцу. Поехать к Пронскому. Незаметно там, у него, под музыку, выплакать слезы. Да, это — жизнь. В остальном она пойдет своим чередом. У кого есть в жизни яркая любовь? Вероятно, можно жить и без любви…

В день размолвки с Тиной Мартын не пришел к Кате в обычное время и не приходил затем целых три дня. Катя похудела и побледнела, на работе все валилось из рук.

Мартын пришел на третий день вечером, когда Катя уже почти перестала ждать его. Готовясь выйти, она открыла дверь и лицом к лицу столкнулась с ним, улыбающимся и, как ей показалось, тоже немного побледневшим. Оба остановились и растерянно посмотрели друг на друга. Потом она спросила тихо, не думая о том, что говорит:

— Куда ты?

Он ответил, все улыбаясь:

— К тебе.

Они еще секунду постояли так, смотря друг другу прямо в глаза, потом Катя отступила назад. Когда Мартын вошел за ней и притворил за собой дверь, Катя взяла его руку, сама обвила ею свои плечи, и такая мучительная покорность застыла в ее улыбке, упавших плечах, что Мартыну на миг стало страшно. Не в состоянии овладеть собою, он крепко стиснул Катю и даже не заметил, что на лице девушки отразилась самая обыкновенная физическая боль, а сквозь эту боль проглядывала явная радость. Катя смеялась громко, без стеснения, и в этом смехе нос ее забавно морщился, а глаза налились влагой.