Иоганн-Фердинанд-Мартин-Оскар Мединг - Адъютант императрицы [litres]

– Что вам надо от меня? – крикнул он, – я беден и при мне нет никаких сокровищ; вы ошибаетесь, если думаете, что захватили богатую добычу. Возьмите то, что у меня есть, так.

– Мы – не разбойники, – возразил один из людей, стоявший к нему ближе прочих. – И если бы даже вы везли с собой все сокровища мира, то находились бы в такой же безопасности, как если бы были в алтарь Казанского собора.

– Так что же вам тогда нужно? – воскликнул Ушаков, – зачем вы преграждаете мне дорогу? Подумайте, что значит нападать на офицера! Вы за это будете жестоко наказаны.

– Мы не нападаем на вас, – возразил человек, – вы – наш пленник, Павел Захарович Ушаков!

– Пленник, – возразил Ушаков, – но кто же вы?

– Мы берем вас по приказу ее императорского величества государыни императрицы!

– По приказу императрицы? – спросил Ушаков, – но зачем?

– Это – не наше дело, – был ответ, – если вы последуете за нами и не окажете никакого сопротивления, то я ручаюсь за вашу безопасность; если же вы проявите малейшую попытку бежать, то вы будете убиты.

Ушаков задумчиво поник головой; он не мог найти ключ к загадке, но мучительный страх стеснил его сердце. Если Орлов считал нарыв, о котором он говорил, созревшим, если он велел схватить его как заговорщика, то для него не было никакого спасения. Он чувствовал над собою руку судьбы. Он сознавал также, что бегство было невозможно, а сопротивление бесполезно.

– Я готов следовать за вами, хотя не понимаю, почему государыня распорядилась схватить меня, – сказал он. – К тому же у вас нет никаких доказательств правдивости ваших слов.

– За доказательствами дело не встанет, – возразил человек. – Слезайте с коня! Мы не можем терять время!

Он подал знак.

Из-за деревьев выехала закрытая карета, запряженная четверкой крепких лошадей.

Ушаков соскочил с лошади; пред ним открыли дверцу кареты и один из людей сел вместе с ним, держа наготове пистолет. Остальные вскочили на лошадей, также находившихся в лесной чаще. Один из них схватил за повод лошадь Ушакова. Молча и быстро мрачный поезд тронулся в путь.

В пути Ушаков тщетно пытался завести разговор со своим спутником – тот все время оставался нем и глух, как могила; тем не менее, терпение пленника нельзя было испытывать слишком долго.

Спустя полчаса, карета остановилась и Ушаков мог разглядеть, что они находились у одного из боковых подъездов Зимнего дворца. Страже был сказан лозунг и Ушакова повели через дверь, затем по каким-то коридорам, пока не ввели в роскошно убранную приемную и не постучались в одну из внутренних дверей комнаты. Дверь тотчас отворилась.

По молчаливому знаку спутника, Ушаков перешагнул порог и в следующий момент очутился в салоне лицом к лицу с генерал-адъютантом императрицы Потемкиным, стоявшим пред ним в блестящей форм и испытующе глядевшим на него.

Ушаков, овладевая своим страхом и напрягая все силы пред неизвестною опасностью, сказал:

– Я рад, что имею честь находиться в присутствии вашего высокопревосходительства, так как убедился, что попал не в руки разбойников, как я того опасался, и смею надеяться, что мне теперь будет объяснена причина моего ареста. Я лично не могу уяснить себе ее и полагаю, что все это вызвано каким-либо недоразумением или ложным доносом.

Потемкин, по-видимому, не обращал внимания на его слова, но продолжал разглядывать его, стараясь составить верное суждение о его личности.

– Кажется, в последнее время вы исключительно были заняты представлением рапортов коменданта шлиссельбургской крепости? – спросил он.

– Так точно, ваше высокопревосходительство, – ответил Ушаков, стараясь угадать смысл этого странного допроса.

– И каждый раз вы посещали при этом актрису Леметр? – продолжал допрашивать Потемкин.

– Мадемуазель Леметр, – возразил Ушаков, – невеста моего друга, подпоручика Мировича, и так как тот не получал отпуска, то я передавал ей его поклоны.

– Знаю, – сказал Потемкин, – я знаю также, что мадемуазель Леметр несчастна, так как должна выйти замуж за некоего Фирулькина; я знаю также, что ее сильно огорчает ухаживание другого могущественного лица.

– Ваше высокопревосходительство, последнее не может касаться меня, и если я даже слышал кое-что об этом, то с моей стороны было бы нескромностью говорить о том.

– А если бы я потребовал от вас именно этой нескромности? – спросил Потемкин, – Но оставим это, так как я хочу знать кое-что другое. Вы нередко посещали фельдцейхмейстера и подолгу оставались у него во дворе; нередко вы также бывали в артиллерийских казармах; это не имеет никакой связи с вашими посещениями мадемуазель Леметр.