Эрих Ремарк - Триумфальная арка [litres]

– Куда ты собирался ехать?

– Никуда. Просто так, покататься.

– Я еду с тобой.

– А что скажут твои идиоты?

– Ничего. Я с ними уже попрощалась. Сказала, что ты меня ждешь.

– Неплохо, – хмыкнул Равич. – Умненькая девочка. Погоди, я подниму верх.

– Оставь так. Я в пальто, не замерзну. Только поехали медленно. Мимо всех этих кафе, где прохлаждаются все эти счастливцы, у которых нет других дел, кроме как наслаждаться своим счастьем, даже не считая нужным оправдываться.

Она скользнула на сиденье рядом с ним и поцеловала его.

– Я в первый раз на Ривьере, Равич, – сказала она. – Имей снисхождение. Я в первый раз по-настоящему с тобой вместе, и ночи уже не холодные, и я счастлива.

Он вырулил из плотного потока машин и, миновав отель «Карлтон», свернул в сторону Жуан-ле-Пен.

– В первый раз, – повторила она. – В первый раз, Равич. И я знаю все, что ты на это можешь сказать, только это все ни при чем. – Она прильнула к нему и положила голову ему на плечо. – Забудь все, что сегодня было! Даже не думай об этой ерунде! Ты хоть знаешь, как замечательно водишь машину? Вот сейчас, только что, как шикарно ты это сделал! Идиоты, кстати, тоже восторгались. Они же видели вчера, что ты за рулем вытворяешь. А все-таки ты какой-то жутковатый. У тебя, вон, прошлого вообще будто нет. О тебе ведь ничего не известно. Я про жизнь этих идиотов – и то уже раз в сто больше знаю, чем про твою. Как ты считаешь, сейчас где-нибудь можно кальвадоса выпить? После всех треволнений этой ночи мне просто необходимо. Как же тяжело с тобой жить.

Машина прижималась к дороге, как низко летящая птица.

– Не слишком быстро? – спросил Равич.

– Нет. Хочу быстрей! Чтобы мурашки по коже! Чтобы насквозь, как дерево на ветру! Чтобы ночь летела мимо! Пусть меня изрешетит любовью! Чтобы от любви через себя же все насквозь видеть! Я так тебя люблю, сердце готово перед тобой распластаться, как женщина под взглядом мужчины на пшеничной ниве. Мое сердце так и хочет пасть перед тобой на землю. На лугу. Чтобы замирать и взлетать. Оно любит тебя, когда ты вот так, за рулем. Давай никогда в Париж не возвращаться. Давай украдем чемоданчик драгоценностей, машину эту, сейф в банке обчистим – лишь бы не обратно, лишь бы не в Париж.

Возле невзрачного бара Равич притормозил. Рокот мотора умолк, и тотчас же совсем издалека донеслось мощное, ровное дыхание моря.

– Пойдем, – сказал он. – Здесь тебе дадут твоего кальвадоса. Сколько ты уже выпила?

– Слишком много. А все из-за тебя. Но потом мне вдруг стало невмоготу от болтовни этих идиотов.

– Почему же ты ко мне не пришла?

– Я пришла.

– Только когда поняла, что я уезжаю. Ты хоть ела что-нибудь?

– Немного. Я голодная. А ты выиграл?

– Да.

– Тогда давай поедем в самый дорогой ресторан, будем есть икру, пить шампанское и вообще будем, как наши родители, еще до всех этих войн, беззаботны, сентиментальны, и никаких тебе страхов, и никаких предрассудков, и дурного вкуса хоть отбавляй, и чтобы слезы, скрипки, луна, олеандр, море, любовь! Хочу поверить, что у нас будут дети и свой дом, даже с садом, и что у тебя будет паспорт, а я ради тебя пожертвую блестящей карьерой, и мы будем любить и даже ревновать друг друга еще и через двадцать лет, и ты все еще будешь считать меня красивой, а я спать не буду, если ты хоть однажды заночуешь не дома, и…

Он увидел: по лицу ее текут слезы. Но она улыбалась.

– Это все из той же оперы, любимый, все от дурного вкуса.

– Давай-ка вот что, – решил он. – Поехали в «Шато Мадрид». Это в горах, и там русские цыгане и вообще все, что твоей душеньке угодно.

Было раннее утро. Далеко внизу, серой притихшей гладью, раскинулось море. На небе ни облачка и ни единой краски. Только на горизонте из воды, разгораясь, выползала узкая полоска серебра. Было так тихо, что они слышали дыхание друг друга. Из ресторана они ушли после всех. Цыгане уже укатили вниз по серпантину на стареньком «форде». И официанты на «ситроенах». И даже шеф-повар на своем шестиместном «делайе» двадцать девятого года выпуска отправился на рынок закупать провизию.

– Вот уже и день наступает, – сказал Равич. – А где-то ведь еще ночь. Когда-нибудь изобретут самолет, на котором можно будет ее догнать. Просто он будет летать с той же скоростью, с какой вращается Земля. Захочешь ты, допустим, любить меня в четыре утра, и у нас с тобой всегда будет четыре; мы просто полетим вместе со временем вокруг Земли, и время остановится.

Жоан прильнула к нему.