Эрих Ремарк - Триумфальная арка [litres]

Он проводил Равича до двери.

– Прощайте, Эжени, – сказал Равич.

– Прощайте, господин Равич. – Она опять на него глянула. – Вы сейчас в гостиницу?

– Да. А что?

– Да так, ничего. Просто подумала…

Было уже темно. Перед гостиницей стоял грузовик.

– Равич! – донесся до него голос Морозова из ближайшего подъезда.

– Борис? – Равич остановился.

– У нас полиция.

– Я так и думал.

– У меня есть удостоверение личности Ивана Клюге. Ну помнишь, русский, тот, что умер. Еще полтора года действительно. Пошли со мной в «Шехерезаду». Фотографию переклеим. Подыщешь другую гостиницу, запишешься русским эмигрантом.

Равич покачал головой.

– Слишком рискованно, Борис. В войну поддельные документы – штука опасная. Лучше уж вовсе без бумаг.

– Что же ты будешь делать?

– В гостиницу пойду.

– Ты как следует все обдумал, Равич? – спросил Морозов.

– Да, вполне.

– Вот черт! Они же бог весть куда тебя засунуть могут!

– В любом случае Германии уже не выдадут. Одним страхом меньше. В Швейцарию тоже не выдворят. – Равич улыбнулся. – Впервые за семь лет полиция захочет нас в стране оставить. Понадобилась война, чтобы мы сподобились такой чести.

– Поговаривают, в Лоншане оборудовали концентрационный лагерь. – Морозов потеребил бороду. – Стоило тебе из немецкого концлагеря бежать, чтобы во французский пожаловать.

– Может, нас скоро снова выпустят.

Морозов промолчал.

– Борис, – сказал Равич, – обо мне не тревожься. В войну врачи всегда нужны.

– Под каким же именем ты изволишь себя арестовать?

– Под своим, настоящим. Я его здесь только один раз называл, пять лет назад. – Равич помолчал немного. – Борис, – сказал он, – Жоан умерла. В нее стреляли. Сейчас она в морге в клинике Вебера. Ее надо похоронить. Вебер обещал все устроить, но я не уверен: может, его раньше мобилизуют. Возьмешь это на себя? Не спрашивай ни о чем, просто скажи «да», и дело с концом.

– Вот черт, – буркнул Морозов.

– Ну и хорошо. Значит, после войны встречаемся у Фуке?

– На какой стороне? Елисейские или Георга Пятого?

– Георга Пятого. Какие же мы идиоты. Герои сопливые. Прощай, Борис.

– Вот черт, – прокряхтел Морозов. – Даже попрощаться по-человечески – и то нам стыдно. Дай я хоть тебя обниму, идиот несчастный!

Он расцеловал Равича в обе щеки. Равича уколола его борода и обдало крепким настоем трубочного табака. Приятного мало. Он направился в гостиницу.

Все эмигранты столпились в «катакомбе». Прямо как первые христиане, подумал Равич. Первые европейцы. Под искусственной пальмой за письменном столом сидел человек в штатском: он проводил регистрацию.

Двое полицейских охраняли дверь, хотя никто и не думал бежать.

– Паспорт? – спросил полицейский у Равича.

– Нету.

– Другие документы?

– Тоже нет.

– Находитесь нелегально?

– Да.

– Почему?

– Бежал из Германии. Документы получить не мог.

– Фамилия?

– Фрезенбург.

– Имя?

– Людвиг.

– Еврей?

– Нет.

– Профессия?

– Врач.

Чиновник записал.

– Врач? – переспросил он, беря какую-то бумажку. – А врача по фамилии Равич, случайно, не знаете?

– Нет.

– А тоже вроде как здесь живет. У нас тут на него заявление.

Равич твердо посмотрел полицейскому прямо в глаза. Эжени, мелькнуло в голове. То-то она полюбопытствовала, не в гостиницу ли он идет. То-то удивлялась, что он все еще на свободе.

– Говорю же вам: я знать не знаю постояльца с такой фамилией! – гаркнула хозяйка, стоя у двери кухни.

– А вы успокойтесь, – неприязненно бросил ей чиновник. – Вас и так оштрафуют за размещение постояльцев без регистрации.

– А я этим горжусь! Теперь уже и за человечность штрафуют! Что ж, валяйте!

Человек в штатском хотел было что-то ей ответить, но осекся и только досадливо отмахнулся. Хозяйка смотрела на него с явным вызовом. При своих связях наверху она, видимо, уже ничего не боялась.

– Соберите вещи, – устало сказал чиновник Равичу. – Смену белья и еды на сутки. И одеяло, если есть.

Равича отправили в номер в сопровождении полицейского. Двери многих комнат были раскрыты настежь. Он взял давно приготовленный чемодан и одеяло.

– Больше ничего? – спросил полицейский.

– Больше ничего.

– Остальное тут бросаете?

– Остальное тут бросаю.

– И это тоже?

Полицейский указал на ночной столик у кровати, на котором стояла маленькая деревянная фигурка мадонны: когда-то, еще в начале, Жоан прислала ее ему в гостиницу.