Эрих Ремарк - Триумфальная арка [litres]

Она снова рассмеялась.

– Да знаю я, как оно пойдет. Мы же не дураки, не враги себе. К тому же делом будем повязаны. А мужик, какой он хозяин, если денежки у жены? Нет, мне прощелыга-иждивенец ни к чему. Мне такой нужен муж, чтобы я его уважала. А как я его буду уважать, если он за каждым сантимом ко мне бегать будет? Согласен?

– Пожалуй, – сказал Равич, хотя согласен не был.

– Вот и хорошо. – Она удовлетворенно кивнула. – Выпьешь чего-нибудь?

– Сегодня ничего. Надо идти. Я просто так заглянул. Мне завтра работать с утра.

Она слегка удивилась.

– Да ты трезвый как стеклышко. Может, девочку хочешь?

– Нет.

Одним мановением руки Роланда направила двух девиц к гостю, который обмякшим мешком уснул на банкетке. Остальные их товарки веселились вовсю. Лишь немногие еще сидели на высоких табуретках, расставленных в два ряда посреди зала. Прочие же, словно детвора зимой на льду, устроили катание на гладких каменных плитах коридора: попарно подхватывали третью, присевшую на корточки, и во всю прыть тащили ее за собой. Развевались волосы, тряслись упругие груди, белели плечи, ничего уже не прикрывали коротенькие шелковые комбинашки, девицы верещали от восторга, и весь «Осирис» внезапно превратился чуть ли не в Аркадию, в этакую хрестоматийную обитель цветущей невинности.

– Лето, – снисходительно вздохнула Роланда. – Пусть маленько развеются хотя бы с утра. – Она вскинула на него глаза. – В четверг у меня прощальный вечер. Хозяйка дает обед в мою честь. Придешь?

– В четверг?

– Ну да.

Четверг, думал Равич. Через неделю. Целая неделя еще. Семь дней – как семь лет. Четверг – тогда уже все давно будет исполнено. Четверг – разве можно так далеко загадывать?

– Конечно, – сказал он. – А где?

– Здесь. В шесть.

– Хорошо. Обязательно приду. Счастливо отоспаться, Роланда.

– И тебе тоже, Равич.

Это накатило, когда он ввел ретрактор. Его словно обдало удушливой волной, даже в глазах потемнело. Он на миг замер. Перед ним алым пятном вскрытая брюшная полость, легкий парок от прокипяченных стерильных салфеток для работы на кишечнике, кровь, слегка сочащаяся из тонких сосудов под зажимами, – тут он поймал на себе встревоженный, непонимающий взгляд Эжени, в металлическом свете ламп отчетливо увидел и широкое лицо Вебера, каждый волосок на его усах, дырочки пор на распаренной коже – и только тогда окончательно пришел в себя и продолжил работу.

Он уже ушивал рану. Вернее, не он, а его руки, они работали сами, машинально. Полость закрывалась. А он чувствовал только, как по рукам от подмышек и плеч струится холодный пот. И по всему телу тоже.

– Вы не закончите? – спросил он у Вебера.

– Разумеется. А что такое?

– Да ничего. Жара. Не выспался.

Озабоченный взгляд Эжени не укрылся и от Вебера.

– Бывает, Эжени, – сказал он. – Даже с великими.

Перед глазами все слегка плыло. И жуткая усталость. Вебер продолжил накладывать шов. Равич помогал автоматически. Язык во рту чудовищно разбух. И как будто ватный. Он старался дышать реже. Маки, думал он. Алые маки во Фландрии. Алое пятно вскрытой раны. Раскрывшийся цветок мака, алое бесстыдство чуда и тайны, жизнь, трепетная, беззащитная, совсем близко под руками и скальпелем. Внезапное подрагивание рук, словно откуда-то издалека, незримым магнитом, сама смерть под локоть подталкивает. «Так я не могу оперировать, – пронеслось в голове. – Пока не пройдет, не могу».

Вебер уже смазывал йодом закрытый шов.

– Готово дело.

Эжени опустила изножье операционного стола и тихо вывезла каталку из операционной.

– Сигарету? – предложил Вебер.

– Нет. Мне бы уйти. Уладить кое-что. Тут дел не осталось?

– Нет. – Вебер смотрел на Равича с удивлением. – Куда вы так спешите? Может, выпьете хотя бы вермута с содовой или еще чего-нибудь прохладительного?

– Нет-нет. Надо бежать. Я и не думал, что уже так поздно. Пока, Вебер.

И он быстро вышел. Такси, стучало в голове. Такси, скорее. Он увидел подъезжающий «ситроен», остановил.

– «Отель «Принц Уэльский», скорее!

«Надо сказать Веберу, пусть несколько дней обходится без меня, – думал он. – Так никуда не годится. Я просто с ума сойду, если еще раз во время операции подумаю: а вдруг Хааке вот сейчас, сию секунду, мне звонит?»

Он расплатился с таксистом, прошмыгнул через вестибюль. Вызванный лифт спускался целую вечность. По широкому коридору он уже почти бежал, отпер дверь номера. Вот и телефон. Снял трубку, словно гирю поднял.