Сергей Сергеев-Ценский - Витязи морей

Это было первое большое сражение между молодым флотом Черного моря и старым турецким, и с донесением о нем Потемкину граф Войнович отправил Сенявина. В свою очередь и Потемкин отправил с бумагами к Екатерине того же Сенявина, и потом Сенявин гордился собственноручным подарком царицы — золотой табакеркой, осыпанной бриллиантами. По возвращении к Потемкину из Петербурга Сенявин был произведен в капитаны 2 ранга и оставлен при главнокомандующем как генерал-адъютант.

Штурм Очакова между тем все откладывался, осада затянулась, турецкий флот снова всячески помогал осажденным, и Потемкин пришел к мысли отвлечь его подальше, к берегам Малой Азии, если даже не весь целиком, то хотя бы в большей части, для чего думал послать в экспедицию несколько судов, так как основные силы Черноморского флота необходимы были для защиты Крыма.

Потемкин хорошо знал состав своего флота и отрядил для экспедиции пять крейсерских судов, но задумался над тем, кому же вверить эти суда, чтобы они не сделались легкой добычей турок и не погибли совершенно без пользы для дела осады Очакова. И вот тут-то, приглядываясь еще и еще к Сенявину, он решил вдруг послать в Севастополь его, никогда до того не командовавшего никаким судном, принять команду над целым отрядом судов.

Прощаясь с ним, Потемкин даже прослезился: ему казалось, что у того, кого он посылает в опасное предприятие, гораздо больше шансов пропасть, чем вернуться, а между тем предприятие само по себе представлялось необходимым. Расцеловал он его на прощание, благословил и сказал с чувством: «Исполняй свой долг, Дмитрий, а мы будем за тебя молиться!»

Сенявин принял начальство над маленькой эскадрой и вышел в море снова в бурном сентябре, взяв курс на Синоп.

Вопреки опасениям Потемкина, он не только не погиб сам и не погубил доверенных ему судов и экипажей, но «пошарпал берега Анатолии» вполне исправно и выдержал шторм в открытом море. Он вернулся в Севастополь в октябре, и Потемкин доносил о нем в Петербург в следующих выражениях: «…благополучно возвратился, исполнив возложенное на него дело с успехом, разнесши страх по берегам анатолийским, сделав довольное поражение неприятелю, истребив многие суда его и доставив вместе с пленными богатую добычу».

Нужно сказать, что Черноморский флот в первый раз именно в эту экспедицию пересек Черное море и очутился у противоположных его берегов, так что Сенявину довелось сделать как смелое, так и вполне новое дело. Им заработал он Георгиевский крест и получил в командование шестидесятипушечный корабль, несколько раньше взятый в плен у турок.

Помогла или нет экспедиция Сенявина, но через два месяца после того, как он вернулся, Очаков был наконец взят, и это дало нашему адмиралтейству в Херсоне возможность беспрепятственных сношений с Севастополем и морем.

Но турки и после того не теряли еще надежды вновь овладеть Крымом. В июне 1791 года вошла с этой целью в Черное море огромная флотилия, в которой кроме знакомой уже нашим морякам эскадры было еще три: тунисская, алжирская и триполийская, так что турки стянули теперь на борьбу с недавно возникшим русским флотом почти все свои морские силы.

Из командиров отдельных эскадр выдавался алжирец Саид-Али-паша, флотоводец весьма опытный и отважный. Во главе же русского флота стоял Ушаков, теперь уже контр-адмирал, который пошел навстречу противнику и дал ему бой против Варны, у мыса Калиакра.

Участником этого боя был и Сенявин, командовавший большим кораблем «Навархия», но героем дня явился Ушаков, распоряжавшийся боем и нанесший туркам жестокое поражение. Сенявин же, из чувства ли соперничества с ним или по другим мотивам, выполнил в этом бою маневр, который от него требовался, не с тою отчетливостью и быстротой, какие ожидались Ушаковым, и на этой почве между ними после боя произошла размолвка, так что Ушаков счел себя вынужденным жаловаться на своего подчиненного самому Потемкину.

Как ни любил Сенявина Потемкин, но посадил его все-таки под арест. Однако раздувать ссору двух самых доблестных представителей командного состава Черноморского флота ему, весьма естественно, не хотелось, и он призвал к себе Сенявина и сказал возможно строго: «Дмитрий! Выбирай одно из двух: или ты испроси себе прощения у того, кого ты обидел, или я должен буду разжаловать тебя в матросы!»

Конечно, Сенявин выбрал первое, тем более что чувствовал за собой бесспорную вину против правил военной дисциплины, и извинение его перед Ушаковым в присутствии офицеров состоялось.