Эрих Ремарк - Жизнь взаймы, или У неба любимчиков нет

Лилиан пожала плечами:

– Не знаю. Может, просто рассталась с иллюзией, что каждый имеет право на жизнь, и, как следствие, с верой, что на свете есть справедливость.

– Ужасный цинизм.

– Ужасный, – согласилась Лилиан и допила свою граппу. – Надеюсь, смогу и дальше его придерживаться. По крайней мере, какое-то время.

– Похоже, я и вправду опоздал, – вздохнул де Пэстр. – То ли на пару дней, то ли на несколько часов. Когда вы уезжаете? Завтра?

– Послезавтра.

– Да, похоже на то. А жаль.

– Жаль, – повторила Лилиан. – Хотя это совсем не такое печальное слово, как кажется.

– Это тоже одно из ваших новых открытий?

– Да, из сегодняшних.

Виконт учтиво отодвинул ее стул.

– Остается надежда на завтрашние.

– А вот надежда, – сказала Лилиан, – как раз гораздо более печальное слово, чем кажется.

Клерфэ, конечно, искал ее в Париже. Потом предположил, что она вернулась в санаторий. Телефонный звонок убедил его в ошибочности этой догадки. Новые поиски, ни в Риме, ни в Париже, ни к чему не привели. В конце концов он решил, что она просто его бросила. Ведь даже дядюшка Гастон весьма раздраженно сообщил ему, что понятия не имеет, куда подевалась племянница, да его это и не касается. Клерфэ пытался ее забыть и жить, как жил прежде, но с тем же успехом можно пытаться танцевать на клею.

Спустя неделю после возвращения он встретился с Лидией Морелли.

– Ну что, упорхнула твоя ласточка? – поинтересовалась она.

– Похоже, она тебя и вправду взволновала. Раньше ты про других женщин вообще не спрашивала.

– Так она тебя бросила?

– «Бросила!» – с усмешкой повторил Клерфэ. – Что за допотопные выражения!

– Одно из самых древних в мире. – Лидия смотрела на него испытующе.

– У нас что – семейная сцена в духе конца прошлого века?

– Значит, ты и правда влюблен.

– А ты и вправду ревнуешь.

– Я-то ревную, но ты страдаешь. В этом вся разница.

– Неужели?

– Конечно. Я-то знаю, к кому я ревную, а ты нет. Лучше закажи мне что-нибудь выпить.

Клерфэ пригласил ее поужинать. На протяжении вечера он все сильнее чувствовал, как при мысли о Лилиан недоумение и растерянность постепенно сменяются примитивной злостью мужчины, которого бросили прежде, чем он сам, первым, успел это сделать. Похоже, Лидия нащупала самое уязвимое место и уж иглу вонзила от души.

– Тебе жениться пора, – посоветовала она в конце ужина.

– На ком?

– Не знаю. Но ты созрел для женитьбы.

– На тебе?

Она улыбнулась.

– Ну нет, я не настолько жестока. К тому же на меня у тебя денег не хватит. Найди себе кого-нибудь с деньгами. Сейчас полно богатых женщин. Сколько ты еще собираешься гоняться? Гонки – это ведь для молодых.

Клерфэ кивнул:

– Я в курсе, Лидия.

– Да ладно, не строй такое лицо. Все мы не молодеем. Надо уметь как-то устраиваться в жизни, пока не поздно.

– Надо?

– Не валяй дурака. А как иначе?

«А я вот знаю кое-кого, кто не хочет устраиваться», – подумал он.

– Может, ты и невесту мне уже присмотрела? Что-то больно ты стала заботливая.

Лидия глянула пристально.

– Можно и это обсудить. А ты, я смотрю, переменился.

Клерфэ покачал головой, поднимаясь.

– Всего хорошего, Лидия.

Она подошла совсем близко.

– Ты ведь еще вернешься?

– Сколько мы уже знакомы?

– Четыре года. Но с перерывами.

– Да уж, перерывов полно, как прорех от моли.

– Как в отношениях двух людей, которые не отягощают себя обязательствами, имеют все и ничем не желают поступиться.

– Вот уж неверно – ни то, ни другое.

– По-моему, мы были неплохой парой, Клерфэ.

– Разе что как люди, которые никому в пару не годятся.

– Не знаю, не знаю. Раскрыть тебе одну маленькую тайну?

– Что тайн в мире вовсе нет и что все в мире – тайна?

– Ну, это что-то мужское. А вот тебе женское. Все в жизни не настолько хорошо и не настолько плохо, как нам кажется. И нет на свете ничего окончательного. Приходи сегодня вечером.

Он не пошел. На душе было муторно и мерзко. Все было не так, как бывало прежде в подобных случаях. Ему не только Лилиан недоставало – недоставало чего-то в себе самом. Он и сам не понимал, когда и как перенял что-то от ее отношения к жизни. «Жизни, в которой нет завтра, – думал он. – Но ведь так жить нельзя, завтра есть, должно быть, по крайней мере для него, даже при его профессии».

Она меня выбила из колеи, отлучила от всего, изумлялся он про себя. С ней я помолодел как мальчишка, но и поглупел. Раньше отправился бы просто к Лидии Морелли, пробыл сколько хочется, и дело с концом; а теперь, пойди я к ней, я бы чувствовал себя провинившимся гимназистом, и на душе было бы горькое похмелье как от мерзкого пойла. Надо было на Лилиан жениться, корил себя он. Да, это бы все решило! Лидия, наверно, права, хоть и совсем не то имела в виду. Но он-то всю жизнь ни о какой женитьбе даже не помышлял! Теперь же эта мысль казалась ему настолько само собой разумеющейся, что он вообще не понимал, как она не приходила ему в голову прежде. Ведь жизнь без Лилиан он теперь просто не может себе представить. И это не трагедия, и не романтика, никакая не сентиментальщина – просто жизнь без нее виделась теперь унылой чередой бессмысленных лет, как коридор с вереницей одинаковых комнат, в которых не зажигают света.