Нина Алексеевна принесла договор, мы его подписали. Гиляровский сердечно прощался, улыбался. Он был доволен беседой, приемом. Им интересовались, его слушали, ему оказывали уважение, чего же еще?
— Напрасно табачку не понюхали, — ласково упрекнул он на прощание. — Куда полезнее ваших папирос.
Зуев повел Владимира Алексеевича домой.
Теперь я думаю, что и в самом деле надо было понюхать табачку из исторической табакерочки «дяди Гиляя». Зря я от этого отказался.
О выдающемся нашем художнике В. А. Фаворском рассказывают, что когда он делал иллюстрации к книге, то на одном из рисунков в уголке ни к селу ни к городу рисовал собачку. Естественно, художественный редактор убеждал его убрать ее. Фаворский спорил, упирался, отстаивал собачку. Когда спор достигал большого накала и ожесточения, Фаворский уступал и стирал собачку. На этом обычно усердие редактора исчерпывалось и требования его кончались. Редактор был доволен, самолюбие его было удовлетворено, он сделал свое дело, добился поправки, не даром занимает свой пост и ест свой хлеб. Еще больше был доволен Фаворский: его хитрость удалась, рисунок идет в том виде, в каком он его задумал и исполнил. Не будь собачки, на которую «клевал» редактор, неизвестно, что другое он захотел бы поправить в рисунке, и настаивал бы на своем предложении, чтобы оправдать свое существование.
Сергея Николаевича Сергеева-Ценского я встречал, за одним только исключением, в деловой обстановке. Помню, как он пришел в издательство «Советский писатель», чтобы заключить договор на сборник своих рассказов. Я был предупрежден о его приходе и с большим интересом ожидал появления Сергея Николаевича. Еще до революции, подростком, я читал его «Печаль полей», «Бабаева», «Наклонную Елену». Я знал, как высоко ценил его Горький. Для меня Сергеев-Ценский был живым классиком. И вот он появился в дверях, высоко и прямо держа кудрявую, пепельно седеющую голову, расправляя пышные усы, сопровождаемый женою. Я встал им навстречу. Сергей Николаевич зорко взглянул на меня серьезными, даже суровыми глазами, но было в его взгляде и что-то озорное. На лихого ямщика похож, подумал я. Неторопливо уселись они оба в предложенные кресла. Обсуждая уже подготовленный договор, он советовался с женою, и, сознаюсь, меня удивило, что они обращались друг к другу на «вы». В этой манере было нечто старомодное, но очень приятное и уважительное. Может быть, так говорили они друг с другом только на людях, не знаю, но если уж жена с мужем говорят на «вы», то это исключает со стороны других какое бы то ни было панибратство и фамильярничание.
Договор был подписан, и мы распростились. Свидание длилось только несколько минут. Но после того, где бы мы ни встречались, Сергей Николаевич немедленно узнавал меня и был приветлив.
Все, что выше написано, только предисловие. Хочу же я рассказать об одном крепко запомнившемся мне эпизоде. Через несколько месяцев после этой первой встречи покойный А. С. Щербаков, который был тогда ответственным секретарем Союза советских писателей, советовался с литераторами, какой бы интересный вечер устроить, какую бы встречу организовать, чтобы привлечь молодых писателей. Я подал мысль пригласить Сергеева-Ценского. Он как раз в эти дни был в Москве. Мне же и поручили договориться с Сергеем Николаевичем. Он охотно дал свое согласие побеседовать с молодежью. Было условлено, что Сергей Николаевич сам определит тему и характер беседы. В назначенный час встреча состоялась в одной из комнат известного дома-усадьбы на улице Воровского, 50. Сергеев-Ценский пришел точно в назначенное время. Любо было посмотреть на него, шестидесятилетнего крепкого, подтянутого человека, когда он уселся за столом и живо оглядел собравшихся.
Сергей Николаевич отнесся к встрече, как и ко всему, что он делал, с полной серьезностью. Он рассказал о своем жизненном и литературном пути, о своем понимании мастерства, и все это с живыми примерами. Потом отвечал на вопросы. Один из его ответов врезался мне в память. Спросили его об отношении художника к действительности, о пределах вымысла и способе преображения фактического материала в искусстве. Сергей Николаевич задумался.
Читать дальше