Энтони Берджесс - Право на ответ [litres]

– Я читал великие санскритские трактаты, – сказал он, – и постоянно работал, как пианист над мажорными и минорными гаммами, развивая технику.

Потом он спросил меня о моей сексуальной жизни, То, что я мог рассказать ему, выглядело бы несоразмерным и убогим.

– Но, – заметил мистер Радж, – у вас опыт вне моей компетенции. Вы имели европейских женщин, а я нет. Именно это, – сказал он, пока мы двигались к западу, – мне предстоит испытать.

– Я ничего не знаю об английских женщинах, – сказал я, – вообще ничего.

И, когда мистер Радж самодовольно откинулся в кресле, у меня возникло дурное предчувствие, которое я быстро стряхнул, – высота, вероятно, давление в салоне. К счастью, мистер Радж проспал до первого из череды восходов, навязанных нам разницей во времени. Кофе и мистер Радж в окруженном колючей проволокой Дамаске; пиво и мистер Радж в кедровом Ливане. Мистер Радж об экономике, двигателе внутреннего сгорания, Тагоре, Упанишадах, о мороженом, о ножках стюардессы, состоянии его пищеварения, о лучшем месте для стрижки волос в Коломбо, о том, как надо готовить карри, о шутках его отца – и так до ланча, который он воспел, когда под нами проплывали Афины; мистер Радж, приближающийся к Риму, к славе, которую символизировал Рим. В аэропорту Чампино мистер Радж впервые начал выказывать признаки застенчивости.

– Это ваш мир, – сказал он, – мир европейский. Смотрите, я, кажется, здесь единственный черный.

Когда мы долетели до Дюссельдорфа, я козырнул моими зачатками немецкого. Мистер Радж стучал зубами от холода, глаза глядели загнанно. И последний эстафетный этап к Лондону.

– Не покидайте меня, – взмолился мистер Радж, – это ваш долг – оставаться со мной.

Он украдкой оглядывал веселых белокожих сотрудниц аэропорта, прислушиваясь, как собака, к лондонскому выговору носильщиков.

– Куда вы направляетесь? – спросил я. – Вы зарезервировали себе комнату где-нибудь?

– Я должен там быть завтра утром, – сказал мистер Радж. – меня представят мистеру Ратнаму. А вечером мне негде остановиться.

– А ваш брат?

– Я буду с вами откровенен, мистер Денхэм. Мой брат и я больше не общаемся. Надеюсь, что во всем Соединенном Королевстве достаточно места для нас двоих.

Мы стояли позади аэропорта и ждали, чтобы наш багаж погрузили в автобус. Мистер Радж был одет в очень тонкое пальто, он дрожал.

– Слушайте, – сказал я. – Давайте я отвезу вас в гостиницу. У вас есть английская валюта?

– У меня есть дорожные чеки.

Мы долго ехали к аэровокзалу, и я, взяв такси, отвез мистера Раджа в огромную и популярную гостиницу, полную выходцев с Востока, щеголявших в меховых пальто и куривших сигары. Мы ждали лифт, и вид у мистера Раджа был по-прежнему затравленный.

– Мы же встретимся завтра? – спросил он встревоженно. – Будем ездить вместе? Пожалуйста, мистер Денхэм, не покидайте меня насовсем.

– У меня завтра есть дела. И я не знаю, когда с ними расправлюсь. Но вы будете в порядке, мистер Радж. Ваши соотечественники о вас позаботятся.

– Мои соотечественники? – укорил он меня. – Я гражданин Британского Содружества, и вы сами – тоже «мои соотечественники».

Мне дали хороший отпор.

– Какой у вас адрес? – спросил он. – Убедите меня в том, что в этом бессердечном городе я располагаю хоть одним другом.

И тут я обнаружил, как часто случается после долгого пребывания на Востоке, что не могу вспомнить отцовский адрес. Я сказал:

– Там есть такой паб «Черный лебедь» или «Утка». – Я объяснил, как туда добраться. – Я буду там послезавтра. В субботу. В семь тридцать. И если вы хотите познакомиться…

Лифтер-венгр ждал нас с терпением беженца.

– «Флаверов козырь», – зачем-то добавил я.

– Спасибо, спасибо, мистер Денхэм. Вы настоящий… – И лифт унес его.

Я отправился в свою гостиницу, где предупрежденная телеграммой (за счет фирмы) о моем прибытии итальянская вдова уже ждала меня с коньяком и с «Иль Джорно». И с новостями. Она сказала:

– Вас искали леди и джентльмен. Леди очень хорошенькая. Джентльмен не столь хорош, но с очень добрыми глазами.

– Кто? Зачем?

Но потом вспомнил, что забыл в Коломбо подарок для нее. Сари, конечно. Она никогда бы его не надела и стирать не станет. Берил обойдется.

– Они сказали, что, может, вернутся. Сказали, что никого в Лондоне не знают.

– А имя?

– Невозможное имя. Не могу выговорить. Но джентльмен оставил вам записку.

Она проковыляла за стойку и извлекла из грохота старых четок и запасных ключей конверт. Я взял его с дурным предчувствием, которое уже ощущал в самолете, несущемся к пустынным городам, когда сидел рядом с расслабленным и самодовольным мистером Раджем. Под письмом стояла отважная подпись: «У. Уинтерботтом». Видимо, так звучало основательнее, увесистее, нежели просто Уинтер.