Май 2017
Когда я мальчишкою был…
Когда я мальчишкою был,
Частенько спасал меня Бог
От шума людского и розг,
Когда я скрывался в лесу,
С травой и цветами играл,
А дуновенья небес
Неслышно играли со мной.
И как растений сердца
Ты наполняешь теплом,
Когда они тянут к тебе
Нежные руки свои, –
Так же и сердце мое
Ты радостью наполнял –
О Гелиос, мой отец!
И словно Эндимион,
Был я любимцем твоим,
Дева святая Луна!
Как я с вами дружил,
Верные боги мои!
Всею душой вас любил.
Если б вы знали о том.
Я ведь тогда не умел
Ваши назвать имена,
Да и вы никогда
Не окликали меня
Именем, как у людей
Это заведено.
Вас я узнал и постиг
Лучше, чем людей
Даже за всю мою жизнь.
Понял я тишину,
Где обитает Эфир.
Но человечий язык
Мне не понять никогда.
Выпестовал меня
Гармонический звук
Шепчущихся лесов.
А учился любить
Я у цветов и у трав.
Рос я под дланью богов
И становился большим.
Крестьянин в поле вышел…
Крестьянин в поле вышел словно в праздник,
Он на рассвете наблюдает свою пашню,
Когда холодных молний дождь сквозь ночь
Горячую прошел, прогромыхав и отзвучав по краю,
И снова к морю тронулся поток,
И снова зеленеет свежесть почвы,
И небесами осененный дождь
Струит капель по виноградным лозам,
И солнечны стоят деревья рощи:
Стоят они, благословленные погодой,
Они, кого вскормил не Мастер даже,
А в легкости объятий вездесуща
Божественно-прекрасная природа.
И если кажется, что спит она порою
На небесах, в растеньях иль в народах,
То и печаль тогда в лице поэтов зрима.
Они – в предчувствиях, а одиноки – мнимо.
Покой предчувствия – то суть самой природы.
Сейчас светает! Жду и наблюдаю
Рассвет, да станет моё слово свято-сущим.
Ведь разве не сама она, что всех эонов старше
И выше западных богов, как и восточных,
Природа-мать, вновь просыпается с оружья звоном
И от высот Эфира к пропастям бездонным
Как некогда, по непреложному Закону,
Из хаоса священного рождаясь,
Вновь чувствует святое вдохновенье,
О все творящая, ты с нами снова.
И как в художника глазах огонь блестит,
Когда он замыслом высоким очарован,
Так заново зажжен огонь в душе
Поэтов – знаменьями, космоса делами.
Что было некогда, то в чувствах не дано,
Что есть сейчас – оно лишь очевидно,
И всё ж оратаев, что пашню дали нам,
В обличье рабском некогда придя, мы вновь узнали:
То жизнь хранящие служители богов.
Задай вопрос им! в песне веет дух
Богов, теплом земли и солнцем дня песнь возрастает
И грозами и бурями и всем иным,
Что времени глубинами пророчит.
Полна знаменьями, она нам всё ясней
В своих блужданьях между небом и землею
И меж народами. И помыслами духа её вершит в своей душе поэт.
Легко смущаема и с бесконечностью дружна
С пор очень давних и воспоминаньем
Взволнована, священным зажжена лучом
И плод любви родив и от божеств, и от людей,
Песнь складывает в лад и тех, и тех.
Поэты сказывают: Бог спалил Семелы
Молнийно дом, когда она возжаждала увидеть его въявь,
И родился у обличенной Богом
Дитя грозы – священный мальчик Вакх.
Вот почему мы ныне без опаски,
Сыны земные, пьем огонь небесный.
И все же нам, поэтам, подобает
Средь божьих гроз стоять с главою непокрытой,
Стрелу Отца, ведь в ней он сам, ловить рукой
И этот дар небес в жар песни облекать
И эти ритмы вновь дарить народу.
Поэт лишь тот, в чьем сердце чистота,
Невинны руки у него как у ребенка.
Не опалит его стрела Отца, чистейший луч,
Но его сердце, потрясённо глубоко,
Страданьям Сильного внемля и сострадая,
Всё в божьих бурях растворимо высоко,
Когда Бог рядом…
И все же горе мне! когда бы
Горе мне!
И вот я говорю,
Я был приближен, чтобы созерцать тех небожителей,
Но вдруг они меня швырнули глубоко, на дно людское
Жреца негодного, во мглу, когда я пел
Песнь колокольную, песнь для понятливых.
Там [45] Стихотворение скорее всего не завершено.
Хлеб и вино
Вильгельму Хайнзе
1
Город покоен вокруг; улочек тихо свеченье,
И в разноцветье огней шум экипажей скользит.
Отдых дать радостям дня спешат домой горожане,
Где задумчивый ум взвесит приход и расход
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу