Ян Висе - Святая и грешница

Я сидел один в почти пустой церкви, в то время как моя жена вошла в исповедальню. Когда я сидел и ждал, мне вдруг нечто почудилось в полумраке. Из высокого окна сноп света упал на картину у алтаря. Я ясно различил женщину, недвижно сидящую там и ребенка у нее на руках.

Я оторопело уставился на нее. Она была во всем черном, и это была та самая женщина, которая что-то кричала мне во сне с мостков. Ее лицо было обращено в сторону, и я не смог хорошо его разглядеть. Да к тому же она почти сразу исчезла. Когда моя жена подошла ко мне, ее духовник следовал за ней и дружелюбно приветствовал меня. Снова я заметил, что ей неприятно стоять в церковном проходе между своим духовником и мужем.

В тот же вечер я начал изучать карты, на которых было отмечено это место: Долина Песнопений. Теперь я пытался проследить весь путь передвижений рассказчика после того, как он в слепом гневе заколол кинжалом несчастного юношу.

Мне стало ясно, что рассказчик пришел из города, расположенного на берегу моря, очевидно, из Специи, что он проехал через всю Долину Песнопений и далее тропинками вышел на дорогу, ведущую к Прато. Оттуда он, должно быть, поехал на восток, к городу на побережье Адриатического моря, возможно, Римини. Там тоже горы, почти до самого берега. Все это совпадало с указанием Марии художнику. Он должен был плыть на синем корабле на юг, в направлении к Анконе.

На другой день я рассказал жене о своих планах. Я должен найти фонтан. Когда найду, тогда и успокоюсь. Мне нужна определенность в этой истории. Фонтан, кинжал — недостающее неизвестное.

План мой ей не понравился, она считала, что мне следует немедленно покончить с этим гробокопательством. Она заметила, что ничего хорошего из этого не выйдет. И что она не может сопровождать меня, есть безотлагательные дела. К тому же у нее начинается отпуск.

Я настаивал на своем. Я должен изучить этот последний след в истории. Уйдет три, возможно, четыре дня, чтобы съездить туда и снова вернуться. Тем более, в запасе есть свободные дни. И вдруг жена изменила свое мнение. Безусловно, мне лучше проветриться, и поездка на несколько дней, может быть, недельная, пойдет мне на пользу, кроме того, появится возможность полностью разобраться с этой историей.

Теперь она будто толкала меня, хотела, чтобы я ехал непременно и как можно скорее.

Я собрался ехать ранним утром в субботу, мне предстояло преодолеть почти пятьсот километров до Специи. Моя жена встала вместе со мной, и мы вместе позавтракали. У нее не было, по ее словам, никаких особых планов на воскресные дни, радовалась, что может позволить себе немного расслабиться после напряженной недели. Она почему-то очень нервничала, думал я, когда выезжал из Рима.

Однако, я решил принимать все спокойно. Я ехал по дороге, идущей вдоль моря, не спеша, со средней скоростью. Стояла чудесная осенняя погода, было не жарко и не холодно. Я приоткрыл окно и наслаждался дуновением мягкого морского бриза. На полпути к цели я на целый день остановился в какой-то деревушке и снял комнату в траттории.

Перед ужином я долго гулял вдоль берега моря. Море было спокойное, без единой морщинки, светило солнце. Но меня слегка знобило. Я всегда побаивался моря.

Именно с морем связано у меня одно воспоминание о маме. Мы как-то вместе поехали отдыхать к морю. Это было в 1943 году, летом, последним в ее жизни, мне было тогда семь. Мы гуляли вдоль берега. Светило солнце, но дул сильный ветер, штормило и потоки воды обрушивались на берег. Я испугался, но мама успокаивала меня.

Вдруг мы увидели радугу в водяных каплях, так ясно и так близко. Я помнил, в школе нам говорили, будто радуга это знак милости Божьей, посылаемой нам. Бог защищал всех нас. Тогда я еще ощущал Его защиту.

Но мама рассказала мне о цветовом спектре. Что на самом деле радуга образуется вследствие преломления света в водяных каплях и что разноцветные полосы имели различный угол преломления, меньше всего красный и больше всего фиолетовый. Вот почему возникает радуга.

В самом деле. Физическое объяснение факта меня не устраивало, оно разрушало мою надежду быть защищенным. Я не понял тогда объяснения, но знал, что оно правдиво. Именно это обстоятельство создало непреодолимую дистанцию между мной и необъяснимым, между мной и радугой.

Необъяснимое — движитель жизни. Я глух, когда мне пытаются рассказывать о молекуле ДНК. Понимаю, что есть люди, которые знают, откуда возникла жизнь. Но тот, кто не понимает сути объяснений и одновременно знает, что они правильны, видит огромные пространства, где прячется необъяснимое и чудесное. Так трудно жить, но чудо в противоположность факту, есть движитель жизни.