Она заглянула ко мне в кабинет, удивилась, что я еще работаю. Когда я спросил ее, приятно ли она провела вечер, она пожала плечами и сказала неопределенно «да, да».
Больше она ничего не сказала. Она поцеловала меня, пожелала спокойной ночи и исчезла в спальне. От нее пахло вином.
Я остался поработать еще часа на два и дочитал бумаги до конца. Люди далекого прошлого взволновали меня.
Что дальше случилось с ними? Нашел ли художник свою Марию? То обстоятельство, что других картин этого художника не обнаружено, позволяет предположить, что жизнь его была не такой уж долгой.
А рассказчик? Прошел ли он последний отрезок своего трудного пути домой, к своей жене? Нашел ли он мир в своем доме или снова сбежал?
Мне не удалось проследить его путь до конца. Его отъезд из Долины Песнопений, переход через горы сокрыты мраком тайны.
Но нет, не совсем так. Есть один весьма важный момент, о нем он сам упомянул — кинжал, который он спрятал в цоколе фонтана.
Я провел беспокойную ночь, или вернее остаток ночи. Мне снился сон. Это я сам искал Марию. Я был на борту синего корабля, покидавшего гавань, к моему великому огорчению я увидел, что Мария стояла на мостках и прощально махала мне рукой.
Она была в простом черном одеянии, как ее описал художник, но когда она что-то кричала мне, ее лицо приняло черты моей жены. Всего несколько метров отделяли корабль от причала, однако я не мог разобрать, что она мне кричала. А корабль между тем неумолимо уходил в открытое море.
Тут позади Марии появился некто. На берегу. Он подошел к ней совсем близко и обнял ее. Она повернула голову, чтобы посмотреть, кто это. Тогда я увидел его лицо и совсем близко — ее. Похоже, что это был директор банка. Теперь корабль двигался быстрее, расстояние между ним и берегом увеличивалось, и эти двое скоро слились для меня в одно.
Я закричал и вскочил с постели. Я всхлипывал, задыхался и был весь в поту. Прибежала жена. Она обняла меня и пробовала успокоить. Тихим голосом напевала она мелодию, качая меня, как дитя. Я вскоре успокоился. Она ослабила объятие и положила руки мне на грудь. Я снова заснул и спал без сновидений.
Когда я проснулся, день был в разгаре. Жены не было, но она оставила для меня записку, что будет дома к ужину в семь часов. Я позвонил в библиотеку и сказал, что сегодня не приду.
Я ничем не занимался, просто ждал. Слонялся из комнаты в комнату. Занялся уборкой всей квартиры. Прошлой ночью жена пришла поздно и разбросала свои вещи, где придется. Они валялись всюду: шуба в прихожей, платье и нижнее белье в спальне.
На столе в кабинете лежали документы, которые я взял из библиотеки. Я не притронулся к ним. Я начал готовить ужин заранее.
Когда мы вместе ужинали, я ни словом не обмолвился о своем ночном кошмаре, она тоже. Мы болтали о том о сем, о мелочах. Лишь позже, когда мы сели за столик пить кофе, я начал рассказывать.
Я рассказал о том, что читал ночью. Я детально пересказал ей, что было написано в бумагах, рассказал и о людях, описанных в них. Когда я закончил рассказ, она в задумчивости посмотрела на меня, а потом начала говорить.
Ее беспокоили не столько документы, сколько я и мое состояние. Она очень опечалена. Она считала, что я должен бросить заниматься этими древними бумагами, она полагала, что я заработался. Я настолько углубился в эти старые записи, что почти подменил свою жизнь их жизнью. Это опасно для здоровья.
«Идем со мной в общество живых людей», — сказала она.
Я ничего не ответил на это. Рассказывая, я опять почувствовал себя с ними, с этими людьми прошлого. Я рассказал ей о кинжале, как она думает, он нашелся?
Она пожала плечами.
На следующий день был четверг. Я снова остался дома. И снова с головой погрузился в чтение старых бумаг, строчка за строчкой продираясь через весь текст, чтобы проникнуть как можно глубже в жизнь прежних дней. Как всегда, во время чтения я делал записи. Один за другим проходили передо мной эти люди. Что случилось с ними, какова их судьба?
В документах не было ответа на мои вопросы. Они поведали мне то, что знали. Но вот кинжал. Где он? Лежит ли все еще там, в расщелине между каменными блоками?
Моя жена регулярно посещала церковь, каждое воскресенье она шла к мессе и каждый четверг — на исповедь. Я сам, хотя и являюсь членом церковной общины, довольно пассивно отношусь ко всем церковным установлениям. Несколько раз я, однако, сопровождал ее к мессе.
В этот четверг я собрался идти с нею на исповедь. Я заметил, что это ей не понравилось, но она ничего не сказала.
Читать дальше