Сначала садовник подумал, что хозяин мертв, но, когда подоспела помощь и грузное тело перенесли в гостиную, оказалось, что он еще дышит.
Слуги страшно перепугались, никто не знал, что делать. Вызвали врача, и как только он вошел в дом, слуги оправились от растерянности, сумятица уступила место слаженным действиям, у всех появилось ощущение, что после стольких безумных лет в доме наступает нормальная жизнь.
У постели больного днем и ночью дежурили сиделки. В уединенном, прежде не ухоженном особняке воцарилась бодрая, благотворная для здоровья атмосфера – он будто бы неожиданно превратился в госпиталь с энергичным и умелым персоналом. Окна, которые так долго простояли закрытыми, теперь были широко распахнуты; безжизненные доселе комнаты наполнились теплым июньским солнцем, ароматом цветов, пением птиц и далеким шумом Парижа.
Распростертый на постели Джулиус Леви ничего этого не чувствовал. Удар обездвижил его и лишил способности говорить. Долгие дни и ночи он лежал с закрытыми глазами и шумно, прерывисто дышал. Врачи не знали, сколько он еще так протянет. Может быть, несколько часов, а может – лет.
Раз он был еще жив, требовалось его мыть, кормить и ухаживать за ним, как за новорожденным; да он и в самом деле был беспомощен и слаб, как младенец.
Через три месяца после удара к Джулиусу Леви частично вернулось сознание.
Однажды сиделка заметила, что он открывает глаза, а некоторое время спустя пошевелил руками. Был ли это признак выздоровления, или же больной в последнем усилии цеплялся за жизнь, никто не знал. В таком состоянии он пробыл несколько дней. Он различал вокруг лица, улыбался сиделкам так, как улыбается младенец, благодарный за пищу, нежные прикосновения и уверенную заботу о его теле.
Это была высшая степень покоя, как будто бы всей прежней жизни не было и все вернулось к первоначальному состоянию.
Как-то прекрасным летним днем его выкатили на кресле-каталке на террасу, чтобы он почувствовал на лице дуновение ветерка и поспал под теплыми лучами солнца. Однако он не спал – слишком интересовали его краски сада, запахи, звуки и движения вокруг. Глаза его непрестанно двигались из стороны в сторону, и наконец, устав от впечатлений, он застыл с обращенным в небо взглядом. Там плыли белые облака. Казалось, они так близко – бери и гладь эти создания, что так чудно́ скользят в голубой шири небес.
Они плыли прямо над головой, почти касаясь ресниц, – всего-то и надо ухватиться за лохматый край, и облака станут твоими, навеки будут принадлежать тебе.
Он ничего не понимал. В его глазах отразилось капризное недоумение, лицо сморщилось в извечной гримасе, которая бывает и у младенца, и у хмурого старичка, а откуда-то из глубин его существа вырвался протяжный горестный крик, старое как мир обращение земного к небесному: «Кто я? Откуда пришел? Куда иду?» Вдох ребенка и вздох старика.
Первый в жизни плач и последний в жизни стон.
Он позвал облака, но они не спустились к нему, а уплыли, равнодушные и бесстрастные, будто их и не было; ветер унес их вдаль, как клубы белого дыма, возникшие из ниоткуда и исчезнувшие в никуда, подобно тому, как растворяется в воздухе парок от дыхания.
Последним его побуждением было протянуть руки к небу.
Париж, январь – Бодинник, ноябрь, 1931
Знаменитая ярмарка в Нёйи. – Здесь и далее примеч. переводчика.
Старейший рынок Парижа, ведущий свою историю с начала XII века, красочно описанный в романе Эмиля Золя «Чрево Парижа».
Речь идет о Франко-прусской войне (1870–1871), в ходе которой император Наполеон III попал в плен, в Париже произошел переворот и была провозглашена Третья республика.
Предместья Парижа.
Форт Мон-Валерьен, построенный в середине XIX века во времена правления короля Луи-Филиппа, служил одним из главных звеньев в укреплении Парижа.
Квартал на востоке французской столицы.
Деревня, вошедшая в состав Парижа в 1860 году.
Бисмарк, ну-ка поспешай, / И солдат ты растеряй; / Бисмарк, ну-ка поспешай, / Всех солдат ты растеряй.
Популярная в то время в Париже сатирическая песенка, сочиненная журналистами газеты «Le Grelot»: «Так вот каков он, план Трошю, / План, план, план, план, план, / Ну до чего же он хорош! / Так вот каков он, план Трошю: / С ним ни за что не пропадешь!» План генерала Трошю, который в то время возглавлял правительство Франции, состоял не в чем ином, как в капитуляции Парижа и Франции; народ прозвал кабинет министров во главе с Трошю «правительством национальной измены».
Читать дальше