Джон Мильтон - Рай - Потерянный рай. Возвращенный рай

Так говорил Адам, как муж семейный,
В заботе о супружеской любви.
Но Ева, находя, что слишком мало
Он ценит верность честную ее,
С настойчивостью милой возразила:

«Ужели ж наш удел – всегда так жить
В осаде тесной вражеской, не в силах
Поодиночке отразить Врага,
Страшась его насилья иль коварства?
Все страх беды – какое ж счастье тут?
Но ведь беда еще не грех: обиду
Наносит дерзкий Враг нам только тем,
Что нашу верность смело презирает;
Бесчестья в этом нет нам: на него
И обратится все его прозренье;
Так что ж его бояться и бежать?
Скорее нам двойною честью будет,
Когда его предположенье ложным
Окажется: мы в этом мир найдем,
Благоволенье Неба, для себя же
Уверенность в себе. Притом что значит
Вся наша верность, доблесть и любовь,
Коль скоро мы ее не испытаем
Без посторонней помощи, одни?
Не будем же подозревать, что наше
Блаженство столь несовершенным сделал
Творец наш мудрый, что, вдвоем иль нет,
Мы вечно все ж в опасности. Непрочно
Блаженство это наше, если так,
И Рай – не Рай, когда он так опасен».
Адам на то ей пылко возразил:
«О женщина! Все сделал и устроил
Бог безупречно; творческой рукой
Не мог Он ничего несовершенным
Иль не вполне достаточным оставить,
А человека – менее всего;
Так и блаженство наше безопасно
От внешней силы. Но лежит опасность
Внутри самих нас, в области сил наших!
Противу воли собственной своей
Вовеки человек не пострадает;
Но волю Бог свободную нам дал;
Что разуму послушно, то свободно;
А разум – справедливым сделал Он,
Но повелел ему быть осторожным
И бдительным, чтоб кажущимся благом
Не соблазниться и не побудить
К чему-нибудь неправому, внушая
Обманутой им воле сделать то,
Что Господом запрещено нам строго.
Поэтому совсем не недоверье,
А нежная любовь меня влечет
Остерегать тебя; и точно так же
Прошу тебя остерегать меня!
Мы крепки, но мы можем ошибиться;
Возможно, что наш разум повстречает
Какой-нибудь, украшенный врагом,
Предмет блестящий и, врасплох застигнут
Впадет в обман, забыв всю осторожность,
Которую Господь нам завещал.
Так не ищи ж нарочно искушенья –
Его всего нам лучше избегать;
И лучше бы тебе со мной остаться,
А искушенье к нам само придет,
Без поисков. Коль хочешь постоянство
Свое явить, яви сперва покорность;
Кто твердости твоей при искушеньи
Не испытал, как может утверждать,
Что ты ему противостать способна?
Когда же ты уверена, что если
Не будем искушенья мы искать,
То нас оно скорей врасплох застанет,
Тогда иди, затем что, против воли
Оставшись здесь, тем более ты будешь
Отсутствовать. Иди в своей природной
Невинности; надейся на себя
И доблесть всю свою, сбери все силы:
Свое Бог сделал – сделай ты свое».

Так патриарх людей сказал; а Ева,
Упорствуя, хоть и с покорным видом,
На то ему промолвила в ответ:

«Итак, согласен ты, хоть осторожность
Советуешь, – в особенности вижу
Я это из твоих последних слов,
Что искушенье, если мы не будем
Искать его, врасплох застать нас может.
Тем более охотно я иду;
Не думаю притом, чтоб Враг столь гордый
Ко мне, слабейшей, к первой подошел:
Тем с большим он позором отступил бы».

Сказавши это, из руки супруга
Она освободила нежно руку
И, будто нимфа Делии [142] Делия – одно из прозвищ Дианы, богини охоты, по месту ее рождения (остров Делос). , легка,
Как ореада [143] Ореада – нимфа гор. иль дриада [144] Дриада – лесная нимфа. , быстро
В кусты порхнула; Делии самой
Она была, однако, грациозней
И величаво, как богиня, шла,
Но без колчана и без стрел, имея
Садовые орудья лишь с собой –
Продукт искусства грубого, простого,
Не знавшего огня, иль, может быть,
Их принесли ей Ангелы в подарок.
Подобною Палесе [145] Палес – богиня скотоводства. иль Помоне
В красе своей являлася она –
Помоне, убегавшей от Вертумна [146] Вертумн – древнеиталийский бог времен года и их различных даров, влюбленный в Помону, богиню плодов. ,
Иль молодой Церере, Прозерпину
Еще от Зевса не зачавшей. Муж
Следил за нею долго пылким взором,
Желая, чтоб осталася она,
И повторяя просьбы возвратиться
Как можно поскорее; а она
На это каждый раз ему сулила
К полудню вновь уже в беседке быть
И все там приготовить для обеда
И сна послеобеденного. Ах,
Несчастная, обманутая Ева!
Возврата нет тебе, другой исход
Тебе грозит! Ты с этого мгновенья
Не будешь больше сладкого иметь
Обеда, ни здорового покоя!
Уж меж цветов душистых и кустов
Тебя погибель ждет с коварством адским,
Дабы пресечь тебе твой путь беспечный
Иль отпустить назад тебя, лишив
Невинности, и верности, и счастья!
Уже с рассвета, в образе змеи,
Пустился Враг на поиски повсюду
Четы, еще единственной, людей,
В которых род людской весь заключался,
Наметив их добычею себе.
Искал во всех полях он и беседках,
Во всех местах красивейших бродил,
Где ради удовольствия сажали
Они растенья разные, – искал
Обоих, но мечтал, удачи ради,
Без мужа Еву повстречать, – на это
Однако, не надеясь как на редкость.
Вдруг видит он, что выше всех надежд
Сбываются его желанья: Ева
Стоит в кустах одна, окружена,
Как облаком, цветочным ароматом,
Наполовину скрытая в ветвях
Меж ярких роз цветущих, поминутно
К ним нагибаясь, чтобы поддержать
Цветы, которых пестрые головки –
Пурпурные, лазурные, златыми
Усеянные крапинками, – вяло
Висели вниз на тонких стебельках:
Заботливо она их поднимала,
Стеблями мирт подвязывая их, –
Сама цветок прекраснейший, беспечно
Забыв себя и от опоры лучшей
Своей вдали, пред близкой, страшной бурей.
Пошел он к ней навстречу, пробираясь
Сквозь чащу кедров, сосен, стройных пальм,
Виясь меж ними смело, то скрываясь
В густой траве, то выходя на свет
Меж деревец и кустиков цветущих,
Что Ева насадила вдоль ручьев.
Прекрасно было это место Рая –
Роскошнее всех сказочных садов
Ожившего Адониса [147] Адонис – прекрасный мифический юноша; погиб на охоте, сраженный вепрем. Он был символом весны; в честь его в Греции и Риме существовали празднества, продолжавшиеся два дня во время весеннего равноденствия: в первый день вспоминалась его гибель, а во второй – его воскресение, причем, между прочим, выставлялись сосуды со скоро увядающими растениями (Адонисовы сады). иль славных
Рощ Алкиноя, где Лаэртов сын
Гостил, иль тех садов, существовавших
Уже не в сказках, где премудрый царь [148] Премудрый царь – Соломон.
С прекрасною египетской невестой
Любовные утехи находил.
Враг любовался этим дивным местом,
Но более – хозяйкою его.
Так, если город густонаселенный
Домов громадой тесной давит нас
И водостоки воздух заражают
И вдруг мы летним утром из него
В окрестности выходим, где ласкают
Наш взор вокруг веселые деревни
И фермы, все нам нравится вдвойне:
И запах трав, и сена ароматы,
Стада коров, и пастбища, и каждый
Вид свежий сельский, каждый сельский звук;
А если мимо легкою стопою,
Как нимфа, дева милая пройдет,
Из-за нее все, что казалось мило.
Для нас еще становится милей,
А более всего – сама та дева,
И вид ее – верх радости для нас.
Так и Змея с восторгом созерцала
Цветущий сад, приют прекрасный Евы,
Которая в столь ранний час одна
Трудилась здесь. В красе своей небесной,
Прелестная, как Ангел, но нежнее
И женственней, в невинности своей
И грации во всех своих малейших
Движениях и действиях, – она
Его коварству страх благоговейный
Внушала, отнимая у него
Решимости всю силу и отвагу.
Он, Зло само, от собственного зла
Как будто отрешился и на время,
Остолбенев, стал добр, обезоружен
От злобы, от коварства и вражды,
От зависти и мстительности. Впрочем,
Ад, что всегда внутри его горел,
Хотя бы в Небесах он находился,
Его восторги скоро прекратил
И возбудил тем злейшие в нем муки,
Чем больше видел он, что не ему
Блаженство уготовано. И, быстро
Собравши весь свой гнев, он подкрепил
Себя злорадно мыслями такими: