Урсула Рютт - Слушается дело о человеке

— Конечно, лучше всего, — обычно заканчивал он свою речь, — конечно, лучше всего, если она очутится наконец в супружеской постели. Но стоит подумать о приданом — о святой Никодим! — у меня просто волосы становятся дыбом. Да и есть от чего! При моих нищенских доходах!

Гроскопф любил поминать имена вымышленных святых и постоянно обращался к ним, особенно если речь заходила о высоких ценах, высокой квартирной плате и слишком высоком кровяном давлении.

— Знаете ли, — добавлял он обычно, — я уже не молод. Мне давно должны были повысить жалованье на два разряда. Я уже говорил с начальником отдела кадров, с Черным Жоржем [1] Черным Жоржем в романе называют Георга Шварца. Schwarz (нем.) — черный. — Здесь и далее примечания переводчика. , но у него нет соответствующего постановления.

Брунер задумался. Он полагал, что семейный мир и голова, свободная от домашних забот, необходимы каждому, чтобы успешно выполнять служебные обязанности на благо общества.

— Попробую обратиться в Управление надзора. Может быть, мне удастся ознакомиться с существующими постановлениями и раздобыть соответствующие документы.

— О да, сделайте это, — горячо попросил Брунера его заместитель и, вытащив из кармана бутерброд величиной с подметку, направился к себе в кабинет. Там он извлек неведомо откуда бутылку пива и выпил ее залпом. Разумеется, он тотчас почувствовал сытую усталость и не мог подавить легкой отрыжки. Да и как приятно, когда она поднимается из глубины живота и лопается, словно мыльный пузырь. Но все-таки после этой великолепной трапезы его немного мутило. Он развалился на стуле и принялся ковырять в ухе кончиком желтого карандаша.

Через два дня, бросив свои дела, Брунер отправился в Управление надзора. Он обежал все комнаты, без устали открывая и закрывая двери, но все же попал по назначению. Обойдя из конца в конец огромное здание, он раздобыл нужные документы.

— На основании этих бумаг вы можете потребовать компенсацию и за прошлое время, — разъяснил он своему коллеге. — Вы неповинны в том, что вам забыли увеличить жалованье.

— Правда? Я тоже так думаю, — охотно согласился Гроскопф. — Это неплохие денежки. Знаете, те кто сидят у нас наверху, Черный Жорж — наш начальник отдела кадров — и прочие, — все они ровно ничего не смыслят. Я подам заявление и приложу соответствующие документы. О святой Никодим! — это выйдет кругленькая сумма!

Он взял карандаш и начал считать.

Ему и вправду повезло. Потому ли, что он без конца подымался в кабинет начальника отдела кадров, потому ли, что несколько раз подряд он провожал домой финансового контролера, но только в кармане его с неслыханной быстротой очутилась весьма солидная пачка денег.

Брунер очень обрадовался успеху сослуживца и заместителя, и вскоре он поздравил его с новым, сшитым на заказ костюмом. Гроскопф был в нем вылитый король, нет — Тарзан в Чикаго!

О, как шел ему этот сиреневато-коричневый цвет! Как подчеркивал красноватый оттенок его кожи! А плечи! Господи боже мой, истинно плечи человека, стоящего у власти. Просто потрясающе, во что только может превратить человека костюм — кусок простого сукна. Даже уважающий себя боксер, и тот мог бы прийти в восторг при виде таких плеч. А уж о дамах и говорить нечего. И не из-за одних только плеч! Нет, мужчина с головы до пят был широк, просторен и скроен по самой последней моде. Ну как мог Брунер не поздравить столь великолепную личность?!

Удостоенный высокой чести, Гроскопф решил немедленно утвердить свою богоравность. Он заключил в столь бурные объятия стройную машинистку, что, несомненно, переломал бы ей все ребра, если бы сослуживцы не услышали ее визга. Они бросились к ней на помощь и успели предотвратить самое страшное. Но малютка вскоре пожалела об этом. И когда вечером после работы Брунер шел домой, он повстречал в сквере… Впрочем, совершенно безразлично, кого и с кем он там встретил. У него и своих забот было достаточно, а тут еще сын заболел корью.

С этого дня машинистка впала в необычайную рассеянность. Ей приходилось чуть не каждую страницу переписывать дважды. И поэтому Гроскопф следил за ней особенно строго.

Только один-единственный раз, и то на мгновение, у Брунера мелькнула мысль одолжить у сослуживца несколько марок. Дело в том, что непредвиденные расходы совершенно расстроили его домашний бюджет. Но он тут же и навсегда похоронил эту мысль, и правильно сделал, потому что через секунду услышал, как Гроскопф громко стонет в соседней комнате и клянется святым Никодимом, что просто ума не приложит, куда делись деньги.