Вильгельм Мах - Агнешка, дочь «Колумба»

Так или иначе, пора вставать. Агнешка торопливо, кое-как одевается, входит в класс — и в изумлении останавливается на пороге. Невероятно, непостижимо! Может быть, это сон? Агнешка протирает глаза — нет, более чем поразительное видение не исчезло, осталось. В сероватом тусклом свете предстала перед ней настоящая, самая настоящая классная комната. В два ряда расставлены новые парты, перед ними аккуратный стол и стул, в углу чернеет доска. В центре на стене висит герб в простой светлой рамке. А на столе глобус, правда облупленный, но это неважно, и такой пригодится. И глиняный горшочек с букетом астр. Нет, самое удивительное не то, что все это существует. Каким образом, кто и когда сумел навести порядок в этом страшном хаосе, убрать все следы ночного веселья, умудрившись не нарушить ее и без того неспокойный сон? Один человек тут управиться не мог. К концу вечера их оставалось двое, только двое — Семен и Балч. Семен по собственному почину всего этого не сделал бы. Значит, все-таки Балч! Никак она не поймет этого человека. И астры! Но это уж, наверно, Павлинка.

Агнешка выходит во двор. Холодно. Легкий утренний морозец затянул землю и заборы голубоватой дымкой. Будет хорошая погода. Пусто и тихо, поселок еще спит. Агнешке это кажется странным. Эта тишина и покой, это равнодушие как-то несовместимы с такими важными ее заботами. Агнешка сворачивает за угол флигеля и осторожно прислушивается у дверей, ведущих в квартиру Балча. И сама перед собой притворяется, что остановилась здесь невзначай и ни о чем это не говорит. Продолжая себя обманывать, она делает шаг вперед и дергает ручку. Но дверь заперта. Зато скрипнула другая дверь в сенях соседнего дома Зависляков и Пшивлоцкой, и Агнешка вздрогнула, словно ее застали на месте преступления. И тут она замечает на покрытой инеем площадке возле сарая свежие темные следы шин. Из сеней выходит Павлинка, обеими руками обхватив лохань с мокрым бельем.

— Вы солтыса ищете? — догадывается она. — Солтыс теперь далеко, наверно, еще с ночи уехал.

— А Семен?

— Ох, Семен! — с глубоким состраданием машет Павлинка рукой. — Ну и ночку он провел, господи боже мой! Только-только у меня позавтракал, а сейчас, может, прилег где-нибудь поспать. Помогите мне, золотце мое, веревку привязать.

Они натягивают веревку между двумя яблоньками, развешивают выстиранное детское бельишко.

— Рано вы сегодня поднялись…

— Ах, Павлинка, я так волнуюсь, так волнуюсь…

— Да чего там! Утрясется все помаленьку.

— Злятся хозяйки… Сама не знаю почему…

— Так это ж бабы. Погогочут, пострекочут и перестанут. По себе знаю.

— Какая ты славная, Павлинка. Спасибо тебе за астры.

— За какие астры?

— За те, что в классе, на столе.

— Первый раз слышу. — Павлинка всплескивает руками. — Вот видишь, нашлись люди, которым ты пришлась по душе.

Она повесила на веревку последнюю рубашонку, выплеснула из лохани остатки воды.

— Идемте ко мне завтракать, раз уж поднялись.

— Еще детей разбужу или пану Зависляку помешаю…

— Да что вы! Януарий до самых морозов, а когда и всю зиму в замке ночует, в этой своей… берлоге. А ребятишки давно повскакали. Неспокойная нынче была у нас ночь.

— Павлинка, ведь ты своих детей пошлешь в школу?

— А как же! Я уж всех вымыла, одела, накормила — так они ко мне приставали. А сейчас их Януарий в сад позвал. Полетели все, и Флокс ваш с ними, как же иначе. Никогда их возле меня нету, такая уж моя доля. Вечно этот Януарий что-нибудь придумает.

Постепенно, слушая беззлобные сетования Павлинки, Агнешка успокаивается. И всегда опрятный — при стольких-то детях! — Павлинкин дом действует успокаивающе. И почти-Гелька, сладко посапывающая в своей коляске с соской во рту. Но главное, конечно, сама Павлинка, ее добрые глаза, спокойные движения, полные руки, мягкие и крепкие, — они чуть вздрагивают, когда она режет хлеб. А как Павлинка кладет ломти на тарелку — каждый на миг задержит в воздухе, словно для того, чтобы взвесить, и только потом опускает особым, с виду сердитым движением; но она не сердится, это просто хозяйская сноровка. А неторопливость Павлинки: она не копается, а делает все размеренно и аккуратно. И это тоже успокаивает. Быть может, этот важный в Агнешкиной жизни день окажется удачным. Быть может, все-таки произойдет чудо.

Легкая тень надежды, правда, не уменьшает возбуждения, но направляет его по верному руслу. Как я выгляжу! — пугается Агнешка. Пора подумать о том, чтобы и самой предстать не в худшем виде. Она спешит к себе: надо наконец привести себя в порядок — и натыкается на Коздроневу. Та с плетеной корзинкой и мотыгой в руках, сокращая путь, напрямик пересекает двор. Агнешка даже себе не любит признаваться, что еще с детства немного суеверна. Ей не нравится пустая корзина в руках этой женщины, которая вчера проявила к ней такую неприязнь. Как бы она еще дорогу не перешла — необходимо ее опередить. Агнешка ускоряет шаги и, набравшись храбрости, заговаривает первая: