— А так, Сергей Михалыч! Если бы мы хоть маленько шевелили своей мозгой, — опять вроде как назло самому себе сказал он с какой-то грубоватостью, но теперь даже и не поморщился, — то не дошли бы до этого безобразия!
Малюгин хватко дернул его за рукав, но секретарь обкома с оживлением подступил ближе, и Петро сразу отцепился.
— Почему вы думаете, что до безобразия?
— А чего тут хорошего? Стыд и позор! Про научно-техническую революцию говорим, — Иван Игнатьевич шлепком ладони загнул на левой руке большой палец, — об охране недр закон приняли… про скрытые резервы производства чуть не каждый день в газетах пишем… — Он вытянул вперед ладонь с тремя согнутыми пальцами. — Куда дальше-то! А он стоит себе, этот черный террикон…
— И не чешется, — заключил секретарь обкома, но вовсе без пустой веселости, а с тем ехидством в голосе, которое, по мнению Ивана Игнатьевича, только и годилось в таком разговоре.
Вахромеев с Малюгиным сразу приуныли и переглянулись.
— Иван Игнатьевич… — выразительно глядя на часы, со старательным миролюбием в голосе начал было Малюгин, все-таки пытаясь, видно, отшить такого негаданного собеседника, но секретарь обкома опять помешал.
— А вы кем тут работаете? — спросил он Ивана Игнатьевича.
— Я-то?
— Плавильщик это, — вдруг ответил за него Малюгин, да так ответил, что поправить, возразить было ну никак нельзя. Ведь если строго рассудить, то, конечно же, Комраков был и есть не кто иной, как металлург, — это же не в счет, что его по состоянию здоровья временно перевели на легкий физический труд. Ай да Петро! Вот что значит старый друг!
— Двадцать лет у шахтных печей, — не умея унять в себе радость, смущенно потупился, покашлял в кулак Иван Игнатьевич. — И рабочим, и подручным, и плавильщиком, и старшим плавильщиком…
— Ну вот, Сергей Михалыч, — сказал секретарь обкома, — слушай, что сами металлурги говорят. Спасибо! — непонятно за что поблагодарил он Ивана Игнатьевича, подал ему руку и, сразу же озаботившись и как бы напрочь забыв про него, отвернулся и стал смотреть в глубину заводского двора.
Вахромеев, все еще хмурясь, тоже уставился на заводской пустырь, они заговорили о теплотрассе, которую монтажники тянули как раз в этом районе, а Ивану Игнатьевичу никак не хотелось верить, что разговор с ним окончен и взгляд и кивок Малюгина так и надо понимать, как и хотелось начальнику плавилки: мол, а теперь испарись, Комраков, закрой дверь цеха с той стороны.
«И это все, о чем удалось мне разузнать?!» — будто окаменев на месте, возмутился собой Иван Игнатьевич.
— Я, конечно, извиняюсь… — он прислушался как бы со стороны, достаточно ли в его голосе твердости и уверенности.
Секретарь обкома и директор комбината одновременно обернулись к нему. Иван Игнатьевич заметил, как страдальчески исказилось лицо Малюгина.
— Вопрос у меня к вам, товарищ секретарь. Важный. Уже не столько как металлург его задаю… потому что на другой работе я сейчас, вынужденно… а как член партии, — неожиданно для себя складно вывел Иван Игнатьевич, будто кто подсказал ему, как удержать сейчас внимание секретаря обкома.
— Слушаю вас, товарищ.
— Насчет резервов, значит. Ваша статья так называлась. Вы все правильно обсказали, исключительно даже правильно, но ведь вот какой парадокс получается… — Иван Игнатьевич посмотрел на Малюгина. — Форменный парадокс! Чем больше резервов включит в дело хозяйственник, чем больше он достигнет годового роста продукции, тем больше ему накинут план в следующем году. Ведь накинут? — спросил он Вахромеева, и тот машинально кивнул. — Во! Как пить дать накинут! Извольте радоваться. А как его выполнить, если резервы-то все исчерпаны? Он же, начальник-то цеха или директор, как для самого себя старался, все пустил в оборот, для пользы дела, ничегошеньки про запас не оставил, никаких скрытых резервов, и как ему дать после этого повышенный план?
Секретарь обкома смотрел на Комракова, плохо справляясь со своим смятением. Не потому ему стало не по себе, что человек высказал принародно какую-то запретную мысль и требует на нее немедленного ответа, — нет, ничего особенного в его вопросе не было, обо всем этом и знают, и говорят, где хотят, — смутился Большенарымов потому, что мысль эту не высказал сам в своей статье, воздержался почему-то, хотя все время думал как раз об этом. И вот дождался — простой рабочий вроде как ткнул его носом…
— Я вам отвечу, — сказал секретарь обкома так, как если бы отвечать ему надо было не здесь, на заводском дворе, и не этому человеку в потешных очках, старой тужурке, мятой облезлой шапке и валенках в самодельных чунях, а где-нибудь на партконференции или партийном активе, обращаясь с трибуны к залу. — Я скажу!.. Надо нам и дальше совершенствовать экономическую реформу, систему стимулирования, добиваться, чтобы для каждого коллектива были стабильные плановые задания роста производства на несколько лет вперед.
Читать дальше