Мария Корелли - Вендетта, или История всеми забытого [litres]

Винченцо покорно выполнял мои приказания, стоя у меня за спиной и двигаясь, только чтобы подлить вина Феррари и время от времени предложить герцогу Марину освежить бокал. Тот, однако, был воздержанным и осторожным человеком и следовал доброму примеру мудрейших итальянцев, которые никогда не смешивают вина. Он оставался верным первому, которое выбрал, – хорошо выдержанному кьянти, пил его от души, и на его бледном аристократическом лице не было и следа румянца. Теплый, богатый букет вина лишь придал блеска его глазам и развязал ему язык, отчего он сделался таким же приятным собеседником, как и маркиз Гуальдро. Последний же, не имевший за душой ни гроша и каждый день роскошно обедавший за чужой счет, осчастливливая хозяев своим обществом, к этому времени уже развлекал сидевших рядом с ним зажигательными рассказами и остроумными шутками.

По мере смены блюд веселье становилось все более шумным. Громкий гул разговоров частенько прерывался взрывами хохота, смешиваясь со звоном бокалов и звяканьем приборов. То и дело слышался громкий голос капитана Фречча, изрыгавшего свои любимые ругательства со звучностью и выразительностью известного тенора. Иногда другие голоса перекрывал голос маркиза Давенкура с отличительным напевным парижским говором. Или изысканный тосканский диалект поэта Лучиано Салустри прокатывался мелодичными волнами, словно он распевал строки Данте или Ариосто, а не разглагольствовал о пустяках. Я тоже участвовал во всеобщем веселье, хотя в основном разговаривал с Феррари и герцогом, уделяя им обоим, и особенно Феррари, самое пристальное внимание – наивысшая честь, которую хозяин может оказать тем, кого вызвался развлекать.

Обед уже достиг того этапа, когда принято подавать дичь. Невидимый хор мальчиков только что закончил восхитительное сторнелло [5] Разновидность народной итальянской песни. – Примеч. ред. в сопровождении мандолин, и в зале воцарилась тишина, странная и необъяснимая пауза, зловещее безмолвие, словно в зал вошло некое высшее существо и велело всем замолчать. Похоже, никому не хотелось говорить или двигаться, шаги официантов гасились мягким бархатом ковров, не было слышно ни звука, кроме размеренного плеска фонтана, взмывавшего среди папоротников и цветов. Луна, светившая холодной белизной в незашторенное окно, отбрасывала на одну из портьер длинный бледно-зеленый луч, похожий на протянутую в мольбе руку призрака. Это оптическое явление еще более усиливалось ярким пламенем восковых свечей. Все переглядывались с каким-то неловким смущением, и я, открыв было рот, чтобы разогнать наваждение, отчего-то растерялся и не смог подобрать подходящих обстановке слов. Феррари машинально поигрывал бокалом, герцог, похоже, всецело погрузился в раскладывание узоров из лежавших рядом с его тарелкой крошек. Тишина затянулась настолько, что, казалось, повисла в воздухе удушающим бременем. Внезапно Винченцо по праву главного «виночерпия» с громким хлопком откупорил бутылку шампанского. Мы все вздрогнули, словно под ухом у каждого выстрелили из пистолета, и маркиз Гуальдро расхохотался.

– Клянусь Бахусом! – воскликнул он. – Наконец-то вы проснулись! Вас что, громом поразило, друзья мои, что вы внимательно и с такой восхитительной серьезностью уставились на скатерти? Да хранит меня святой Антоний и его свинья, но в какой-то момент мне показалось, что я оказался на тризне по другую сторону Стикса, а вы, мои спутники, все сплошь мертвецы!

– От подобной мысли и у вас язык онемел, что само по себе необъяснимое чудо, – рассмеялся Лучиано Салустри. – Вы разве не слышали удивительную легенду, связанную с внезапно наступившей во время шумного пира тишиной? Является ангел, даруя всем свое благословение.

– Эта история древнее самой церкви, – заметил шевалье Манчини. – Это развенчанная теория, поскольку мы перестали верить в ангелов и теперь этим словом называем женщин.

– Браво, старина! – вскричал капитан де Амаль. – Я разделяю ваше мнение с одним небольшим отличием. Вы верите, что женщины – ангелы, а я знаю, что они – дьяволы, пусть и выглядящие как божества. Не станем придираться к словам. Ваше здоровье, мой дорогой! – Он осушил бокал, кивнув Манчини, который последовал его примеру.

– Возможно, – раздался ровный и размеренный голос капитана Фречча, – причиной нашего молчания стало инстинктивное осознание чего-то нехорошего в нашей компании, какая-то мелкая неувязка, недочет, о котором, смею заметить, наш радушный хозяин не счел нужным упомянуть.