Мария Корелли - Вендетта, или История всеми забытого [litres]

– Жаль, что Франческо не смог прийти, – посетовал капитан Фречча, подкручивая кончики длинных усов. – Он обожает хорошее вино, а еще больше – хорошее общество.

– Дорогой капитан! – раздался мелодичный голос маркиза Гуальдро. – Вы же знаете, что Франческо никуда не ходит без своего любимого Карло. Карло не сможет прийти – значит, и Франческо не придет. Если бы все люди были такими дружными!

– Будь оно так, – рассмеялся Лучиано Салустри, вставая из-за рояля, на котором что-то тихонько наигрывал самому себе, – полмира бы не знало, чем заняться. Вот вы, например, – повернулся он к маркизу Давенкуру, – едва ли нашли бы, куда девать время.

Маркиз улыбнулся и примирительно взмахнул рукой, которая, кстати, была такой маленькой и изящной, что выглядела почти хрупкой. Однако сила и ловкость руки Давенкура снискали легендарную славу среди тех, кто видел, как он управляется со шпагой – для развлечения или всерьез.

– Это несбыточная мечта, – произнес он, отвечая на замечания Гуальдро и Салустри, – что все люди объединятся во всеобщем свинарнике братства. Посмотрите на классовые различия! Происхождение, воспитание и образование превращают человека в отважное и чувствительное существо, именуемое дворянином, и никакие в мире социалистические теории не заставят его опуститься на один уровень с невежественным грубияном, чей приплюснутый нос и рубленое лицо выдают в нем плебея прежде, чем услышишь его голос. С этим ничего не поделаешь. Не думаю, что мы бы что-то с этим поделали, даже если бы и хотели.

– Вы совершенно правы, – отозвался Феррари. – Нельзя впрягать скаковых лошадей в плуг. Я всегда полагал, что самая первая в истории ссора между Каином и Авелем, наверное, произошла из-за классовых различий или из зависти. Вероятно, Авель был темнокожим, а Каин – белым, или наоборот. Это объяснило бы существующую и по сей день расовую вражду.

Герцог Марина величественно откашлялся и пожал плечами.

– Первая ссора, – сказал он, – как она изложена в Библии, была чрезвычайно пошлой. Наверное, она представляла собой поединок за первенство. И он еще не окончен.

Гуальдро восторженно рассмеялся.

– Как это на вас похоже, Марина! – воскликнул он. – Говорить подобные слова! Я разделяю ваши чувства! Представьте себе мясника Авеля, наваливающего в кучу вонючие туши и разжигающего огонь, а по другую сторону от него стоит зеленщик Каин, поджаривающий капусту, репу, морковь и прочие овощи! Что за зрелище! Оно бы вызвало тошноту у богов на Олимпе! Однако иудейское божество или скорее откормленный священник, его представлявший, продемонстрировал в этом свой хороший вкус. Я сам предпочитаю запах жареного мяса довольно противной вони подгоревших овощей!

Мы засмеялись, и в этот момент распахнулась дверь и метрдотель торжественным голосом, соответствовавшим его величественной фигуре, объявил:

– Ужин подан, господин граф!

Я тотчас же шагнул в зал для празднества, а гости весело последовали за мной, болтая и перешучиваясь на ходу. Все они находились в превосходном настроении, и никто из них еще не заметил многозначительной пустоты, образовавшейся из-за отсутствия братьев Респетти. Я же это отметил – ведь теперь число моих гостей составляло тринадцать вместо пятнадцати. Тринадцать человек за столом! Я задумался – а нет ли среди них людей суеверных? Феррари не суеверен, это я знал, разве что нервы у него немного расстроились вследствие присутствия у смертного одра своего дядюшки. Как бы то ни было, я решил не говорить ничего, что могло бы привлечь внимание гостей к этому зловещему стечению обстоятельств. Если кто-то что-то заметит, будет нетрудно отшутиться от этого и других подобных суеверий. Лично на меня это обстоятельство произвело глубокое впечатление, получив любопытное и мистическое значение.

Я настолько увлекся этими размышлениями, что едва прислушивался к тому, что говорил мне герцог Марина, шедший рядом и, казалось, расположенный к более раскованному разговору, чем обычно. Мы дошли до ведущей в зал двери, которая при нашем приближении распахнулась настежь, и наш слух усладили дивные звуки музыки. Из уст гостей раздался тихий шепот удивления и восхищения представшей перед их глазами великолепной картиной. Сделав вид, что не слышу их похвал, я уселся во главе стола. Справа от меня расположился Феррари, слева – герцог Марина. Музыка зазвучала громче и торжественнее, и, пока гости рассаживались на приготовленных для них местах, хор юных свежих голосов запел неаполитанский «мадригал», слова которого, насколько я мог их перевести, были следующими: