Мария Корелли - Вендетта, или История всеми забытого [litres]

– А вы, значит, были таким скучным и грустным оттого, что боялись меня огорчить! Бедный Чезаре! – сказала она ласково и по-детски, что у нее всегда получалось, когда она этого хотела. – Но теперь, когда вы видите, что я вовсе не несчастна, вы снова станете веселым? Да? Подумайте, как сильно я вас люблю и какое нас ждет счастье! И, знаете, вы подарили мне такие чудесные украшения, и так много, что я едва решаюсь предложить вам подобную безделицу. Но, поскольку она действительно принадлежала Фабио и его отцу, которого вы знали, думаю, вам следует ее принять. Вы возьмете ее и станете носить, чтобы сделать мне приятное? – И она надела мне на палец кольцо с бриллиантом – мое же кольцо!

Я едва не расхохотался, однако торжественно поклонился, принимая подарок.

– Лишь как доказательство ваших ко мне чувств, моя дорогая, – произнес я, – хоть оно и связано у меня с ужасным событием. Я снял его с руки Феррари, когда…

– О да, знаю! – прервала она меня, слегка вздрогнув. – Наверное, видеть его смерть стало для вас настоящим испытанием. Думаю, мертвецы выглядят просто жутко – такое зрелище расстраивает нервы! Я помню, когда я здесь училась, меня повели посмотреть на скончавшуюся монахиню. Мне стало плохо, и я несколько дней болела. Я хорошо понимаю ваши чувства. Но вы должны попытаться забыть об этом. В конце концов, дуэль – вполне обычное явление!

– Весьма обычное, – машинально ответил я, по-прежнему разглядывая ее прекрасное лицо, повернутое ко мне, и ее волнистые волосы. – Но они не часто заканчиваются смертью. В результате же этой мне придется на несколько дней уехать из Неаполя. Сегодня вечером я отправляюсь в Авеллино.

– В Авеллино?! – с интересом воскликнула она. – О, мне прекрасно знакомо это место. Мы однажды ездили туда с Фабио, когда я только вышла за него замуж.

– И вы там были счастливы? – холодно осведомился я.

Я вспомнил то время, о котором она говорила, – время беспричинной и глупой радости!

– Счастлива? О да! Тогда мне все было внове. Просто замечательно быть хозяйкой самой себе, и я так радовалась, что вырвалась из монастыря.

– Мне показалось, что вы любите монахинь? – произнес я.

– Некоторых – да. Мать-настоятельница – прекрасная, добрая старушка. Но вот мать Маргарита – Наместница, как ее называют, которая вас принимала, – о, ее я терпеть не могу!

– В самом деле? И почему же?

Ее алые губы хищно скривились.

– Потому что она такая хитрая и молчаливая. Некоторые из здешних воспитанниц ее обожают, но им же нужно кого-то любить, сами знаете, – весело рассмеялась она.

– Нужно ли? – я задал этот вопрос машинально, лишь для того, чтобы хоть что-то сказать.

– Конечно, нужно, – весело ответила она. – Глупый Чезаре! Девочки часто разыгрывают любовь к кому-то, они лишь стараются, чтобы монахини не прознали об этой игре. Это очень забавно. С тех пор как я тут нахожусь, у них на мне какой-то пунктик. Мне дарят цветы, бегают за мной по саду, иногда целуют краешек моего платья и называют меня всяческими нежными именами. Я им это позволяю, потому что это раздражает госпожу Наместницу, но, конечно же, все это полная глупость.

Я молчал. Я думал о том, какое же это проклятие – потребность любить. Этот яд, наверное, проникает даже в сердца детей – юных созданий, запертых за высокими стенами монастыря и находящихся под пристальным присмотром и заботой Христовых невест.

– А монахини? – спросил я, словно размышляя вслух. – Как они обходятся без любви и романтических чувств?

В ее глазах сверкнула едва заметная злая улыбка, надменная и презрительная.

– А они и вправду всегда обходятся без любви и романтических чувств? – немного лениво проговорила она. – А как же Пьер Абеляр и Элоиза Фульбер или Фра Филиппо Липпи?

Чем-то задетый в ее тоне, я обхватил ее за талию и, крепко сжав, с некоторой суровостью произнес:

– А вы? Возможно ли, что вы увлеклись или находите веселость в созерцании недозволенной и позорной страсти? Отвечайте!

Она вовремя взяла себя в руки и застенчиво опустила глаза.

– Только не я! – ответила она торжественным и целомудренным тоном. – Как вы могли такое подумать? По-моему, нет ничего ужаснее обмана, он никогда не кончается ничем хорошим.

Я выпустил ее из своих объятий.

– Вы правы, – спокойно сказал я. – Я рад, что у вас столь правильные убеждения. Я всегда ненавидел ложь.

– И я тоже! – уверенно заявила она, искренне и открыто глядя мне в глаза. – Я часто думала, зачем люди врут. Ведь их непременно уличат во лжи!