Мэтт Торн - Твои фотографии

— Кто-то из редакции?

— Нет. Один мой приятель. Обри, как там его по фамилии.

— Случайно, не Обри Вебстер?

— Может быть. Не знаю его фамилию. Вон он там.

Дженнингс обернулся, пытаясь получше его рассмотреть.

— Точно, это Обри со своей сестрой Анитой.

— Откуда ты их знаешь?

— Я был в Марокко с родителями Обри.

Мартин взглянул на Дженнингса, ожидая дальнейших объяснений. Дженнингс произнес «Марокко», как будто это был Оксфорд или Кембридж, но не мог же Дженнингс учиться в африканском университете! Не мог он быть и ровесником его родителей, хотя и выглядел несколько старше Обри. Может быть, речь идет о каком-нибудь светском или политическом мероприятии, о котором Мартин должен знать? Когда стало понятно, что Дженнингс не собирается ничего объяснять, он спросил:

— Ты что, ездил туда по делам журнала?

— Нет, отнюдь. Давай подойдем, поздороваемся.

Дженнингс кивнул Обри и встал из-за стола. Мартин отвернулся и медленно направился в сторону туалета, пытаясь не попасться Обри на глаза и одновременно увидеть его реакцию на появление Дженнингса. Если он обрадуется, решил Мартин, то можно будет присоединиться к ним, выйдя из туалета. А если Обри занервничает, то лучше прямиком уйти. Потом, вернувшись в редакцию, он позвонит Дженнингсу на мобильный и скажет, что внезапно вспомнил о каком-то неотложном деле.

Для брокера Обри был безупречно вежлив — по крайней мере по сравнению с теми, которых встречал Мартин. Если не считать проскакивавших в его речи залихватских выражений, он вел себя как истинный джентльмен, но даже на расстоянии было видно, что встрече с Дженнингсом он обрадовался искренне. Мартин хотел посмотреть, с каким выражением лица он пожмет ему руку, но оказался у входа в туалет, и кто-то шедший следом закрыл ему обзор. Поэтому он решительно толкнул дверь и направился к ближайшему писсуару.

Выйдя из туалета, он увидел, что Дженнингс стоит, положа руку Обри на плечо, и оба смеются над какой-то шуткой. Решив, что теперь можно подойти, Мартин направился к ним через зал.

Обри был удивлен, увидев его.

— Мартин! Ты тоже здесь обедаешь? А, понятно, вы тут вместе с Ником.

Пораженный тем, что Дженнингс до сих пор не упомянул его в разговоре, Мартин попытался скрыть свое раздражение и бегло кивнул.

— Так глупо, но я совершенно забыл, что вы знакомы. Даже зная, что он пишет для твоего журнала и так далее…

— Да, действительно глупо, — сказал Мартин, не настроенный любезничать.

— Слушай, я тут как раз сказал Нику, что он обязательно должен прийти ко мне завтра на ужин. Ты ведь в курсе? Наоми тебе говорила?

— Нет, я ничего не знаю.

— А… Ну, может быть, твоя секретарша еще тебе не передала.

Обри взял у Мартина адрес электронной почты и обещал прислать ему все подробности. Мартин и Дженнингс вернулись к своему столику и обнаружили, что оставленную ими еду уже унесли, а на столе в черной кожаной папочке лежит счет. Дженнингс взял ее со стола, взглянул на сумму, вложил внутрь свою кредитку и протянул официантке.

— Тебе еще нужно в офис? — спросил Дженнингс.

— Ага. У меня еще много дел.

— Значит, увидимся завтра вечером?

— Наверное, — ответил Мартин. — Спасибо за обед.

Элисон доела бутерброд и взглянула на часы. Отобедав с Дженнингсом, Мартин должен был скоро вернуться в редакцию, и она решила, что именно сегодня расскажет ему все, что слышала от Гарета. Слух уже успел облететь всю редакцию, но, очевидно, никто не хотел первым передавать его начальнику. Элисон тоже не хотелось приносить плохие вести, но выбирать не приходилось. По крайней мере пока не зазвонил телефон.

— Алло.

— Здравствуй, Элисон, это Мэнди.

Мэнди.

— Здравствуй, Мэнди. К сожалению, Мартин еще на обеде.

— На это я и надеялась. Когда он вернется?

— В любой момент.

Она рассмеялась.

— В любой момент. Мило. Зайди ко мне в кабинет.

— Сейчас?

— Да, сейчас. И поскорее.

Элисон повесила трубку, вставила ноги в туфли и поднялась из-за стола. Мэнди впервые вызвала ее к себе в кабинет. Шагая по коридору, она дала волю воображению и представила, что, может быть, Эдриан прав и ей действительно собираются предложить место редактора «Форс». Она не сомневалась, что справилась бы с этой работой, и даже частенько размышляла, что именно надо сделать для того, чтобы вернуть журналу популярность. Ей казалось, что его надо обязательно смягчить, сделав не просто журналом для мужчин, который хочется читать и женщинам, а журналом, который бы женщинам хотелось видеть в руках у своих мужчин. И еще она бы обратилась к огромной неосвоенной части мужской аудитории — к таким, как ее Эдриан, который бы в жизни не купил ни один из существующих мужских журналов, но не отказался бы почитать что-нибудь попроще, не зацикленное на моде.