Людмила Толмачева - Ягоды бабьего лета

Прошлым вечером Люба нашла среди старых журналов, пылившихся на верхней полке, несколько номеров с приложениями по вязанию. Ей очень понравились модели джемперов со сложным рисунком. Сразу же подумалось об Ане. Почему-то сердце обдавало горячей волной, когда она думала об этой девочке. Странно! Уж, кажется, все до последней клеточки заполнено Игорем. Места нет даже для самой себя. Однако неисчерпаемы глубины души!

Но пришла одна Даша. С порога затараторила:

— Аня не может прийти. Ей директор срочный заказ дала. Надо кому-то там на день рождения жилет связать.

— И что, часто такие заказы бывают? — спросила Люба, расстроенная этой новостью.

— Ага. Ей многие заказывают. Она классно вяжет, как в магазине, не отличишь.

— А уроки она успевает делать? И погулять еще ведь надо.

— Да кого там! На улицу ее не вытащишь. Ей бы все сидеть со своим крючком и спицами. Как бабка сидит — и все вяжет, вяжет. Она даже на дискотеку не ходит. Скажите, а что надо делать? Мне быстрей надо, а то не успею на репетицию.

— Если не успеешь, то иди. Потом как-нибудь придете с Аней.

— Ладно, я пойду. А Анька еще не скоро освободится. До свиданья!

Даша убежала, а на Любу навалилась непонятная тоска. Тишина библиотеки и одиночество давили на нее так сильно, что зазвенело в ушах, а к горлу подступила дурнота. «Еще немного и я задохнусь. Надо на воздух», — решила Люба.

Закрыв библиотеку, она вышла в парк. Шум листвы, сухая теплынь солнечного дня и чистая синева высокого неба успокоили ее, развеяли тоску, и она вдруг направилась в центр города, в знакомый уже универсам.

— Подскажите, девушка, какие нитки подойдут для макраме? — обратилась Люба к молоденькой продавщице.

— Для макраме? Ну, насколько я знаю, для него лучше шелковая тесьма или веревка подойдет. Хотя вот эта толстая искусственная пряжа тоже неплохо смотрится. Она у нас четырех цветов, очень красиво будет в изделии.

— Тогда я возьму четыре разных мотка.

Обогнув парк, Люба прошла по узкой улочке с одноэтажными домами каких-нибудь сто метров, и оказалась у других его ворот, с противоположной стороны от интерната для престарелых. Она вошла в калитку и направилась к зданию, темно-розовые стены которого виднелись сквозь кусты сирени.

На асфальтированной площадке возле крыльца стояли скамейки. На их спинках, упираясь ногами в сиденья, разместилось несколько подростков. Они пили пиво из одной на всех бутылки, передавая ее по очереди друг другу, и хохотали во все горло. Люба, проходя мимо, услышала отборный мат из уст какой-то девчонки. Голос показался ей знакомым. Она оглянулась на веселую компанию и узнала в темноволосой девочке, сидящей к ней спиной, Дашу. Люба приостановилась в нерешительности: подойти к юнцам и прочитать мораль или же поговорить с Дашей наедине потом, например, завтра в библиотеке? Благоразумие победило, и Люба, отложив серьезный разговор на другое время, вошла в здание.

В полутемном вестибюле, переходящем в длинный коридор, было пусто. Люба пошла наугад прямо по коридору. Вдруг одна из дверей распахнулась, из нее выбежала девочка, едва не сбив с ног Любу.

— Ой, я нечаянно!

— Погоди, я хочу спросить тебя!

— ?

— Ты знаешь Аню Перевалову?

— Ага. Она в другом здании.

— А где это? Ты не могла бы проводить меня?

— Пойдемте.

Девочка шла вприпрыжку, размахивая руками и вертя головой. Люба расспрашивала ее о жизни в интернате, и она охотно отвечала. Когда они дошли до корпуса, где жила Аня, Люба отпустила свою провожатую, от души поблагодарив ее и пожелав успехов в учебе, а затем постучала в дверь спальни. Ей не ответили, а может, она не расслышала слабый Анин голосок? Люба приоткрыла дверь и увидела Аню. Девочка сидела на кровати и вязала крючком что-то ажурное из бледно-сиреневого мохера. Она подняла голову, и Любу вновь, как и в первый раз, больно задели бледность и недетская озабоченность Аниного лица.

— Здравствуй, Аня!

— Здравствуйте.

— Ты одна здесь? Остальные, наверное, гуляют?

— Да.

— А я пришла навестить тебя. Не помешаю тебе?

— Нет.

Ее односложные ответы и тихий, невыразительный голос озадачили Любу. Что за этим кроется — просто стеснительность или нежелание впускать в свой мир чужого человека? Люба замешкалась, не зная, с чего начать разговор. А девочка исподлобья, выжидающе смотрела на нее, не выпуская из рук вязания.

— Что ты вяжешь?

— Жилет.

— Рисунок сама придумала?

— Ага.

— Красиво. А я ждала вас с Дашей, думала, придете.