Иммануил Кант - Иммануил Кант. Критика чистого разума. Критика практического разума. Критика способности суждения (сборник)

Если вместе с Эйлером признают, что цвета – это одновременно следующие друг за другом удары (pulsus) эфира, так же как и тоны потрясенного звуком воздуха, и, а это самое главное, душа воспринимает воздействие от них на оживление органа не только через внешние чувства, но и через рефлексию и правильную игру впечатлений (значит, через форму различных представлений в их соединении), в чем, впрочем, я очень сомневаюсь, то цвет и тон могут быть не только ощущениями, но уже и формальным определением единства их разнообразного. Тогда и сами по себе они могли бы относиться к красоте.

Но чистое в простом способе ощущения означает только то, что их однородность не нарушается и не прерывается никаким посторонним ощущением и относится только к форме, так как при этом можно отрешаться от самого качества этого способа представления (представляет и оно, а если и представляет, то какие краски и тоны). Поэтому все простые цвета, поскольку они чисты, будут считаться прекрасными. Но смешанные цвета этого преимущества не имеют именно потому, что они не просты и не дают никакого масштаба для суждения о том, следует ли их называть чистыми или нечистыми.

Но что касается до красоты, которая придается предмету ради его формы, поскольку она, как думают, может усиливаться в силу чувственно-приятного, – то эта общая ошибка и очень вредная для истинного, основательного и неподкупного вкуса, хотя, конечно, рядом с красотой можно ставить и чувственно-приятное, чтобы посредством представления о предмете, кроме сухого наслаждения, еще и заинтересовать душу, что, таким образом, служит рекомендацией вкуса и его культуры, особенно в том случае, если он еще груб и неразвит. Но это действительно наносит ущерб суждению вкуса, если оно останавливает на себе внимание как на основе суждения о красоте. Дело слишком далеко от того, чтобы это содействовало красоте. Это скорее, как чужеземца, – и только постольку, поскольку оно не портит эту прекрасную форму, если вкус еще слаб и неразвит, – надо принимать с осторожностью.

В живописи, в скульптуре и даже во всех образовательных искусствах, в архитектуре и садоводстве, поскольку это изящные искусства, существенное – это рисунок, в котором основу всех данных для вкуса создает не то, что доставляет удовольствие в ощущении, но только то, что нравится через свою форму. Краски, которые отмечают рисунок, относятся к чувственно-приятному, хотя они сами по себе и могут оживить предмет для ощущения, но не делают его достойным созерцания и прекрасным, скорее тем, чего требует прекрасная форма, по большей части они очень ограничиваются и даже там, где чувственно-приятное позволительно, облагораживаются только через форму.

Всякая форма предметов (внешних чувств, а посредственно и внутреннего) есть или фигура (Gestalt), или игра (Spiel): в последнем случае или игра фигур (в пространстве: мимика и танцы), или только игра ощущений (во времени). Чувственно-приятное в красках или приятных тонах инструмента может привходить и сюда, но истинный предмет чистого суждения вкуса представляет рисунок в первом случае и композицию в последнем. А то, что чистота красок, как и чистота тонов, а также их разнообразие и их различие, по-видимому, нечто вносят для красоты, значит не то, чтобы они, так как и сами по себе они приятны, дают как бы однородную прибавку к наслаждению от формы, но только то, что они делают эту последнюю точнее, определеннее и более наглядной, и, кроме того, путем того, что приятно для внешних чувств, они оживляют представления, так как будят и поддерживают внимание к самому предмету.

Даже то, что называют украшением (parerga), то есть то, что в целом представлении о предмете относится к нему не внутренне, как составная часть, а только внешне, как придаток, и что увеличивает наслаждение вкуса, производит впечатление только через свою форму. Таковы рамки картин, одежды на статуях, колоннады вокруг роскошных зданий.

Если же украшение не состоит в прекрасной форме, а служит, как золотая рама, только для того, чтобы чувственно-приятным рекомендовать картину для одобрения, то оно называется тогда прикрасой и вредит истинной красоте.

Трогательное ощущение, где приятное производится только посредством минутной задержки следующего затем сильного излияния жизненной силы, не относится к красоте. Но высокое (с которым соединяется чувство трогательного) требует другого масштаба для суждения, чем тот, который полагается в основу вкуса. Таким образом, чистое суждение вкуса не имеет в себе ни чувственно-приятного, ни трогательного, словом, никакого ощущения как материи эстетического суждения, в качестве его основы определения.