Мадригалу изящество нужнее, нежели эпиграмме, ибо мадригал ближе к стансам, а эпиграмма ближе к комическому; мадригал создан для выражения тонкого чувства, а эпиграмма – смешного.
В величественном изящество не должно бросаться глаза, это ослабило бы впечатление. Похвала изяществу! Фидиева Юпитера [139] Похвала изяществу Фидиева «Юпитера» … – Подобное противопоставление греческих скульпторов Фидия и Праксителя встречается и в «Эстетике» Гегеля. Стиль Фидия Гегель определяет как «величайшую жизненность в прекрасном тихом величии»; искусство же Праксителя, утверждает Гегель, «начинает приближаться к более мягкой грации и изяществу фигуры», оно больше обращено к зрителю и потому больше заботится об изяществе отделки.
Олимпийца была бы сатирой на него, обратить внимание на изящность Праксителевой Венеры вполне допустимо.
Слово «ēpos» означало у греков «речь», следовательно, эпическая поэма и была речью, а в стихи ее облекали потому, что в ту пору еще не возник обычай повествовать в прозе. Это кажется странным, но тем не менее соответствует истине. Некий Фересид [140] Фересид – греческий философ VI в. до н. э., автор «Теогонни», которая слывет наиболее древним произведением греческой прозы.
слывет первым греком, прибегшим к прозе для написания истории, наполовину правдивой, наполовину лживой, как почти все истории древности.
Орфей, Лин [141] Лин – согласно фиванской легенде, сын музы Урании – сказочный певец и величайший знаток музы ки; вступил в состязание с Аполлоном и был убит последним. Согласно другой версии, обучал Геракла игре на кифаре, и когда наказал своего ученика, Геракл ударил его кифарой и убил.
, Тамирис [142] Тамирис – фракийский певец, внук Аполлона, дерзнувший вызвать на соревнование муз; в наказание был ослеплен, лишен голоса и умения играть на лютне.
, Мусей [143] Мус ей – полулегендарный греческий поэт, по преданию, ученик Орфея, его считали первым жрецом Элевсинских мистерий и приписывали ему поэмы «Теогония», «Гигантомахия», «Наставления сыну Эвмону» и др.
, предшественники Гомера, писали только стихами. Гесиод, современник Гомера, создал свою «Теогонию» и поэму «Труды и дни» в стихах. Гармония греческого языка столь властно влекла людей к поэзии, что правило, втиснутое в стих, легко запечатлевалось в памяти; законы, предсказания, мораль, богословие – все было в стихах.
Он использовал сказания, которые издавна были распространены в Греции. По беглой манере его рассказа о Прометее и Эпиметее ясно видно, что он полагает, что их имена хорошо знакомы всем грекам. Он упоминает их для того лишь, чтобы показать, что человеку надлежит трудиться и что ленивая праздность, к которой другие толкователи мифов сводили блаженство человека, есть посягательство против порядка, установленного Верховным Существом.
Попытаемся познакомить здесь читателя с его басней о Пандоре, слегка изменив, впрочем, первые ее строки в согласии с представлениями, полученными нами после Гесиода, ибо ни одна мифология никогда не была единообразной:
В седую старину похитил Прометей [144] В седую старину похитил Прометей… – Это не столько перевод Гесиода, сколько вольное переложение (ср.: Гесиод, Труды и дни, 50–93).
Божественный огонь и одарил людей.
Так искры разума, что движет всей Вселенной,
В наследство перешли к людской породе тленной.
Юпитер в ярости вскричал: За этот грех,
Предатель мерзостный, я накажу их всех!
Вулкана он призвал; тот сотворил Пандору.
С Венерой сходная, очарованье взору,
Цвела прелестница небесной красотой.
К ней неотступно льнул амуров легкий рой;
О тайнах женского изящного убора
Все ей поведали три Грации и Флора;
Дар красноречия Минерва поднесла;
Уменье властвовать Юнона припасла;
Меркурий научил соблазнам неустанным,
Предательству в любви, бессовестным обманам,
И ученицею учитель побежден.
Людскому роду был сей страшный дар вручен,
И грозные слова промолвил бог гневливый:
– Вот наказанье вам; его любить должны вы.
Ларец диковинный Пандоре он послал.
В каменьях дорогих, тот ярче звезд блистал.
– Должно быть, скрыты в нем, в ларце бесценном, клады:
То знак любви богов. Они осыпать рады
Благами род людской. Мы станем, наконец,
Бессмертны, как они. – В единый миг ларец
Пандорою открыт, и все бичи природы
На волю вырвались. В далекие те годы,
Живя в неведеньи, знал счастье человек,
И долог, долог был его беспечный век,
Затем что нищета, пороки и тревога
Бежали в трепете прочь от его порога.
Душой и сердцем чист, он радовался дням,
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу