Авраам Иегошуа - Поздний развод

– Кто у вас директор школы? – спросил я, когда он присоединился ко мне.

– У нас не директор, а директриса, – пробурчал он несколько смущенно.

– Сердце тебя больше не беспокоит?

– Нет. – Он сказал это, не задумываясь. Мы оставили школьный двор, и он предложил мне посмотреть на детский сад, в который он ходил до школы. И мы снова пошли по улице, но уже вверх, пока не подошли к маленькому каменному строению, прилепившемуся к одной стороне оврага, прямо на склоне. Ко входу вели грубые каменные ступени. Он поскакал по ним вниз, через игровую площадку с ее качелями и песочницей, и, добравшись до входа, толкнул дверь. Она не была закрыта. Я последовал за ним.

– Там кто-то есть, – прошептал он.

Мы вошли и двинулись на звуки голосов, обнаружив, что детский сад превратился во временную синагогу.

– Прошу нас извинить, – сказал я, обращаясь к небольшой группе мужчин, которые находились внутри, натягивая поперек помещения толстую веревку, призванную отделить мужскую половину от женской.

– Пожалуйста, пожалуйста, входите, – сказал один из них. – Теперь как раз будет миньян [13], и мы сможем начать службу.

– Нет, нет, – сказал я заикаясь. – Мы вовсе не собирались… Мой внук только хотел показать мне свой бывший детский сад… Мы просто заглянули… и для службы у нас ничего с собою нет…

Но они вовсе не собирались отпускать нас, у них нашлось для нас все необходимое, из шкафчика с игрушками они достали все, что нужно для молитвы: новенький, еще с этикеткой таллит, и молитвенник, и кипы.

– Проходите и присядьте, если вы устали. Мы впервые проводим здесь службу. Муниципалитет разрешил нам расположиться здесь на время праздников… Все это сделано по просьбе соседей… Мы вот-вот начнем…

Я бросил взгляд на Гадди, который с нескрываемым любопытством наблюдал за превращением его детского сада в синагогу.

– Не хочешь ли ты ненадолго задержаться и поглядеть на службу? И посещал ли ты синагогу когда-нибудь раньше?

– Нет.

– Твой отец никогда не брал тебя с собой?

– Нет.

– Тогда давай посидим немного. Заодно и отдохнем. Который час?

Мы сидели на крошечных стульчиках. Четверо (или пятеро) молодых людей готовили помещение, устанавливая стулья рядами, превращая кукольный шкаф в некое подобие ковчега Завета, а Тору, которую они извлекли из картонного ящика, поместили внутрь, после чего сымпровизировали возвышение для кантора, весело подшучивая над тем, как они переоборудовали оккупированный ими детский сад, в то время как молодой и энергичный рабби с английским акцентом дирижировал ими. Кто-то грохнул в тарелки. Годами я не утруждал себя посещением синагоги, живя в Израиле. И вот оказался сейчас здесь, среди молодежи, которая выглядела совсем не как ультраортодоксальная, несмотря на кипы, которые все время норовили съехать у них с головы, сижу и смотрю на эту молодежь и не нахожу в этой ситуации ничего особенного.

– Вы живете здесь где-то поблизости?

– Нет… я просто навещал свою дочь, а вот она…

Сквозь окно видно русло пересохшего ручья, вади; на склонах в ярком солнечном свете сверкает еще не высохшая роса. Серебристо-зеленые оливы – все в точках от жидкой грязи после ночного дождя. Вокруг нас громоздятся завалы детских игрушек всех мыслимых и немыслимых цветов, а также плакаты в сопровождении целой коллекции фотографий с изображением собак, увесившей стены. Гадди с интересом читает имена, выведенные на дверцах шкафчиков для верхней одежды, а затем помогает рабби найти ту или другую вещь – например, ножницы, моток веревки или скотч, в то время как я, не двигаясь с места, чувствую, что тоже каким-то странным образом оказался причастным к свершающемуся на моих глазах акту религиозного возрождения.

Остается всего несколько часов. Последний день в Израиле медленно уходит прочь. А за твоей спиной, равно как и впереди, – что ожидает тебя, если не сгущающаяся с каждым часом темнота. И это не выдумки, не фантазии пожилого человека, вовсе нет. Я это чувствую, я это знаю. Все это время – и то, что прошло, и то, что идет сейчас, я думаю о ней. Что ожидает ее? Дети полагают, что наступило улучшение. Но они ошибаются. Что могут знать они, не представляя, насколько глубоко поразил ее недуг. Вы обескуражили, вы разочаровали меня. А я… что я мог, что я должен был, по-вашему, сделать? Может быть, я тоже разочаровал вас, что и сам не сошел с ума? Но разве я когда-нибудь обещал вам это?

Два молодых человека, по виду – ученые из Техниона, говорят что-то о своих лабораторных опытах. Гадди подходит и садится рядом со мной. Тяжелый его профиль и двойной подбородок внезапно напоминают мне Яэль, когда она была еще подростком. Глаза его с любопытством глядят на все вокруг, но рука бессознательно скользит по груди. И останавливается.