Об этой истории ее муж ничего не знал. Она не решилась ему об этом рассказать. Она вообще о многом ему не рассказывала. Он потешался над ее рассказами об оккультных верованиях, хотя она знала, что он сам, как и многие другие иностранцы, был свидетелем разного рода странностей. Но он всегда объяснял эти чудеса ловкостью самих кудесников и уверял, что никакого отношения к оккультным и потусторонним силам они не имеют. Ему не нравилось, когда она демонстрировала веру в «местные штучки», как он их называл. Он говорил, что легковерные женщины всегда выглядят глупо.
В последние несколько месяцев ее стали терзать новые мысли. В ней пробудились чувства, которых раньше не было. Она никогда не хотела детей и подозревала, что материнство – не ее стезя. Но мать-природа брала свое. Что-то стало ее заботить меньше, а что-то больше. Она теперь меньше беспокоилась по поводу настроений Осборна и стала лучше им противиться. Он начал побаиваться ее темперамента, а она начала временами использовать его против мужа. Несколько раз во время ссор она до такой степени выходила из себя, что выкрикивала ему слова, которые раньше никак не могла произнести вслух. Как-то раз он, раздраженный какой-то домашней неурядицей, грубо набросился на нее. Он орал, что не потерпит больше такого, что дважды повторять не будет.
Она вскочила и затрясла перед его носом кулачком, он даже отпрянул.
– А ну замолчи! – кричала она. – Да как ты смеешь! Как ты смеешь! Предупреждаю, берегись, если хочешь жить!
В этот миг он увидел ее в совершенно новом свете, и это было настоящее открытие. Она, словно тигрица, будет сражаться за своих отпрысков. У нее, оказывается, есть чувства, о существовании которых он не знал. И не подозревал ни секунды. Она всегда представлялась ему другой – ему казалось, что больше всего на свете ее интересуют удобства, общественная значимость и мирские блага, а не сантименты.
В это утро, утро, когда пришло письмо, он наблюдал, как она рыдает, как комкает скатерть. И размышлял. Он ходил взад-вперед по комнате и думал. И обдумать ему предстояло очень многое.
– Что ж, мы примем предложение, прямо сейчас, – сказал он. – Напиши им. Лебези, раболепствуй перед ними, и чем больше, тем лучше. Им это понравится.
В то утро, когда Осборны прибыли в Псовую ферму, шел легкий дождь. От деревьев и кустов пахло свежей зеленью, время от времени из-за туч выглядывало солнце, и тогда цветы начинали сиять всеми красками. На станции их встретил экипаж из Полстри и со всеми удобствами доставил к месту назначения.
Когда они подъезжали, Осборн сквозь деревья разглядел и крытую красной черепицей крышу, и трубы.
– Да, это тот самый старый дом, который я когда-то видел, – сказал он. – Чудесный старый дом.
Эстер вдыхала сладкий чистый воздух и упивалась доселе невиданной красотой. В Лондоне ее мучило растущее ощущение безнадежности, она испытывала упадок духа. Убожество их обиталища на Дьюк-стрит, завтраки, состоявшие из пикши и сомнительного качества яиц, неоплаченные счета – все это сводило ее с ума. Она чувствовала, что дошла до точки. А здесь, по крайней мере, есть и деревья, и свежий воздух, и нет никакой хозяйки. И за жилье не придется платить – хотя бы одной пыткой меньше.
На что-то более существенное она и не рассчитывала. Вряд ли этот фермерский дом, в который пустили пожить бедных родственников, может похвастать каким-либо комфортом.
Но еще до того, как они переступили порог, ей стало понятно, что им досталось куда больше, чем могли рассчитывать. Окружавший ферму старый сад был приведен в порядок – точнее, в продуманный живописный беспорядок: вьющиеся растения вились, цветы цвели, ветви деревьев привольно раскинулись.
Зачерствевшее сердце Эстер дрогнуло, когда они подъехали к кирпичному портику, который чем-то напоминал церковный. Через открытую дверь она увидела притягательно старомодный интерьер, о котором и мечтать не могла. Она ничего не понимала ни в стоимости вещей, которые отыскала и приобрела Эмили, не знала, скольких трудов ей стоило их найти, поэтому не могла оценить ее усилий, однако видела, насколько гармонично сочетаются эти старинные предметы. Тяжелые стулья, скамьи, лари, казалось, никогда не покидали стен этой фермы и были такой же неотъемлемой ее составляющей, как вековые балки и двери.
Эстер стояла посреди холла, выбеленные стены которого были наполовину обшиты дубовыми панелями. Окна были низкими, небольшими, оконные ниши – глубокими.
Читать дальше