Иеремия Готтхельф - Всяческие истории, или черт знает что

Вот что рассказал Мюлезайлер бургомистру, а моя бабушка пересказывала мне так часто, что я слово в слово запомнил всю эту историю.

Бургомистр словно окаменел, когда все это услышал, ведь и его родственники были среди тех грешников. Хотел бы он усомниться, да только знал, что Мюлезайлер врать не привык. Наконец, он тяжко вздохнул и сказал, что никому бы кроме него не поверил, однако же такая участь для человека ужасна. Мюлезайлеру же повелел оставаться дома и в это дело впредь не вмешиваться, иначе не по нутру это придется милостивым господам. Тогда Мюлезайлер ответил, что господин обербургомистр должен его простить, но это-де не в его власти, и Бога надлежит слушаться прежде человека. Милостивые господа могут делать, что им заблагорассудится, только им не следует забывать, что над ними Господь и что Он не пугает народ, а лишь хочет привести его к вере, что Бог справедлив, а против этого и господам возразить нечего. Теперь же ему надлежит отправиться в Цюрих и провести тамошних господ через Фрайамт и Ааргау, потому как и там они бесчинствуют, будто у себя дома, а люди для них — все равно что жуки, мухи или пчелы, у которых можно по собственной прихоти отобрать мед и которые еще должны благодарить Господа, если им хотя бы сохранили жизнь.

Суровое наказание для высокопоставленного человека, заметил бургомистр, если на его долю выпадет укрепить народ в вере, показав, что подобные ему отправятся не на небо, а именно что в Ротенталь. И что в его-то добром нраве народу сомневаться не следует.

Мюлезайлер ответил, что ничего тут поделать не может, а коли милостивым господам угодно будет этому воспротивиться, то пусть попробуют. Он, однако, думает, что господам было бы лучше, если б народ верил, что Господь карает жестоких людей у власти, а не что Бог для господ, но не для крестьян. Когда народ верит в Бога, то и наказание возлагает на его плечи, а когда не верит и не может найти утешения в жизни вечной, мстит за себя сам и в конце концов выходит победителем. Когда же народ не боится ни Бога, ни черта, не боится он тем паче и властей.

Тут бургомистр уронил голову на руки и сказал, что добром это не кончится и что об этом он и не подумал. Он сообщит все милостивым господам, а Мюлезайлеру пока лучше помалкивать.

Мюлезайлер ответил, что и так собирался молчать, но шила в мешке не утаишь. Что видели женщины, что случилось на Духов день, знают уже по всей стране. И каждый раз, когда он будет отправляться за новыми греховодниками, — а делать это ему предстоит на каждый Духов день между тремя и четырьмя часами пополудни, — люди будут его видеть, и каждый раз кто-нибудь, кто родился в Пост, узрит и весь караван несчастных. И хорошо бы, чтобы эта новость дошла до всех господ, тогда и процессия год от года становилась бы короче.

Обербургомистр не нашел, что возразить, и самолично поскакал в Берн с новостями.

Когда заседатели все это услышали, волосы у них встали дыбом, а сердце облилось кровью; страшно они переполошились, некоторые даже предложили немедленно отправить в Мюлезайлен фельдфебеля и схватить лекаря, пытать его, а затем колесовать или четвертовать как осрамителя властей. Прочие же воспротивились этому, ибо полагали, что терпение у Бога скоро может кончиться. Но и народ обижать не следует, поскольку Мюлезайлер был человек известный и уважаемый. И если он отправится в другие города, его увидят их добрые друзья из Цюриха или Люцерна, а как уж они поступят, это их дело. Коли не выгорит, он придет и за ними, а если все получится, то будет одна только польза.

Твердолобые ничего не желали об этом слышать. Какой будет позор всей семье, детям и внукам, если выяснится, что Мюлезайлер увел отца. Этого допустить никак нельзя, любой ценой. Пусть после смерти люди отправляются куда угодно, ради Бога, но другие об этом знать ничего не должны, а меньше всего — простой народ.

Наконец, после долгих прений и разбирательств, победили те, кто считал, что власть предержащие не должны обращать внимания на все это дело, как будто бы им и вовсе ничего не известно. В остальном же следует все отрицать, а тех несчастных, кто в это верит, высмеивать, сочувствовать им и говорить, что следует снисходительно относиться к бедным крестьянам и дозволять им небольшие радости, кои их утешают и никому не вредят. Таким образом удастся избежать шумихи, история эта всем наскучит и верить в нее никто не будет, а Мюлезайлер наконец избавится от насмешек мальчишек и сможет остаться дома.