Иеремия Готтхельф - Всяческие истории, или черт знает что

Рано поутру тронулись в путь из Лютерна. Компания из ворот выехала не самая приятная, но удалая, все огрубевшие от непогоды, закаленные в жестоких боях, у всех крепкие руки, ловкие члены, вооружены до зубов, но не для того, чтобы ломать стены, а чтобы привезти домой все, что смогут урвать. По этой-то причине и любили слуги своего господина и помогали ему, чем могли; им многое перепадало, а часто он даже разрешал им поехать с собой и самим поживиться. Курт получил новые доспехи, а вороная лошадь под молодым наездником неслась во всю прыть. Предводитель войска сначала намеревался пробраться через лес и горы в Эрисвиле и Рорбахе, а там уже спуститься по долине, но боялся связываться с головорезами из Рорбаха, да еще из Мадисвиля, — все они были охранителями монастыря. А потому поехали через долину, потом к Гросдитвилю и Альтбюрену; по пути к ним присоединялись еще приятели, так что вскоре войско имело совсем уж внушительный вид. Бартли пришло на ум внезапно напасть на Святого Урбана, не в последнюю очередь потому, что он слыхал, будто там укрывается кто-то из его родни, и уж не научить его благочестию было бы выше его сил. Да только вскоре он смекнул, что там собралось множество всякой знати, а потому дело может принять опасный оборот. Тогда он повернул влево на поросшие лесом холмы, по которым, укрытый и незамеченный, он мог добраться до богатых хуторов Лангенталя.

В Лангентале как раз заканчивали работу в поле, загоняли скот, а сброд возвращался в трактир; наступила ночь, и под ее покровом к глазам людей тихо подступал сон. В поздний вечерний час на улице царило необычное беспокойство. Под вечер через поселок проехал огромный монастырский виновоз — в те времена через Лангенталь пролегал торговый путь. Еще во времена римлян так называемая дорога сундуков [9] Дорога эта в Средневековье считалась императорской и активно использовалась вплоть до середины XVIII в. соединяла западную часть Швейцарии с восточной. Такой виновоз в то время был событием, встретить их можно было куда реже, чем теперь, да и вино в ту пору по стране возили редко. К тому же за главной повозкой волочились еще две, у одной поломалась ось, а у другой дышло, ехать дальше они не могли, и их пришлось оставить в Лангентале на ночь.

Единственное, что в ту пору было приблизительно таким же, как и сейчас, это народ. Две повозки с вином посреди улицы долгой ночью — нечто, чего в те годы в Лангентале не видывали; оставили их в селении, принадлежащем монастырю, а потому никто, кроме пары возниц, их и не охранял. Каждый желающий мог поглазеть на удивительные повозки, гадали, сколько же вина в каждой из бочек, каково оно на вкус. Один задавака из прислуги даже вызвался тайком проделать дыру в бочке, а другой — и вовсе пробить бочку и сказать, что сама лопнула. Возниц же такие речи возмутили, и дерзкие слуги быстро были отправлены по домам, сами же они остались и продолжили глазеть на бочки, и чем дальше, тем больше они им нравились, и чем дольше они смотрели, тем крепче задумывались, как бы сделать так, чтобы все-таки составить мнение о содержимом. Наконец, когда они остались одни, первый сказал: «Есть такой обычай: предлагать сторожам выпить на ночь, и если бы тут были хозяева, они бы сами нам предложили; а раз уж их здесь нет, как насчет того, чтобы самим выпить, а уж потом все рассказать?»

Нехорошо это, сказал другой; без спросу брать не положено, но отлить немного — это не повредит; хозяева подумают, что бочка прохудилась. А можно еще долить воды, посоветовал третий, он-де слыхал, что возницы частенько этим промышляют. Числом их немного, так что если они и отхлебнут некоторое количество и дольют воды, вина это не испортит.

Совет был признан хорошим, так и порешили сделать, да вот вспомнили, что все женщины селения как раз собрались на площади. Слуги подумали так: не желаете нас видеть, ну так погодите, придут другие, и намекнули, заглянув домой, какое веселье на площади у винных бочек, и тут уж женщин дома было не удержать — всем хотелось хотя бы краем глаза взглянуть, как же там развлекаются мужчины.

Тут бы снова пригодился хороший совет, потому как дыры в бочках теперь пришлось бы пробить нешуточные; мужчинам было известно, что у баб-то глотки луженые. Так они судили да рядили, пока наконец одна не додумалась, что можно попросту взять себе обе бочки и сказать, что ночью их стащили какие-нибудь враги монастыря, да хоть бы и этот дикарь Бартли. А чтобы обставить все поправдоподобнее, можно было бы еще и запалить какой-нибудь старый сарай, выгнать скотину на какой-нибудь далекий луг и сделать вид, что ее хотели увести, еще можно некоторых связать, и уже потом послать в монастырь известие, что все это козни врагов. А если всех взять в долю, то и болтать никто не станет. Совет пришелся по душе собравшимся, все тут же принялись за работу. Но тут с гор раздались крики, и по улице, словно вихрь, промчался всадник в черных доспехах на вороном коне. «Это Бартли, Бартли!» — такие раздавались возгласы, и вся толпа, как солома на ветру, бросилась врассыпную, жажда у всех тут же улеглась, а члены задрожали от страха и ужаса. Ни один не подумал даже о сопротивлении; смеяться над злым врагом одно, и совсем другое, когда он вдруг оказывается среди зубоскалов, будто выпрыгнул из преисподней. Это действительно был рыцарь Бартли. Покуда войско его обрушивалось на отдельные дома, решил он напасть на сборище людей, которых заприметил на площади, что в этот неурочный час была освещена. Когда толпа разбежалась, его взору предстали повозки — неожиданная и тем более приятная добыча.