Олег Суворов - Любовь Сутенера

«Поторопитесь, друзья мои, — заявил он, — поскольку наш самолет уже падает».

«Какой еще самолет?» — изумленно прохрипел я, останавливаясь, но не выпуская из рук талии своей партнерши.

«А ты выгляни в иллюминатор — и сам все поймешь», — ласково посоветовала Дашка, и тут я, к своему величайшему ужасу, увидел, что нахожусь в салоне самолета, который стремительно пикирует вниз.

Все дальнейшее заволокло мраком, однако уже следующий эпизод я осознал предельно четко. Задыхаясь и ощущая себя в плотной водной среде, я с трудом вынырнул на поверхность. Прямо передо мной раскинулся желто-зеленый остров, по пляжам которого весело разгуливали отдыхающие. Сначала я хотел было закричать «Помогите!» — но потом осознал, что остров находится совсем рядом, поэтому до него легко можно доплыть. «Только бы не было акул!» — подумал я и тут же почувствовал, как что-то толкнуло меня в плечо, опрокинув на спину.

Первая мысль при пробуждении — Катюха вернулась и теперь пытается меня разбудить! Вторая — да ведь это же начало того, первого сна, когда нас с Серафимом смыло волной в океан! Третья мысль все прояснила — оказалось, что спьяну я заснул на узком диване, а теперь скатился с него на ковер. После этого открытия чертова депрессия разыгралась со страшной силой!

В то время как у всех моих друзей и коллег было праздничное, предвесеннее настроение, я валялся на диване и, периодически потягивая виски, тупо смотрел телевизор, не брезгуя даже телесериалами. Как много написано о вреде пьянства и наркомании, но почему-то нигде не говорится о вреде однообразия и монотонности жизни, хотя именно они являются основными причинами тяги к избавлению от рассудочного поведения и переходу на уровень эмоций.

Единственным развлечением были гости, которые приходили поздравлять Катюху, но, не найдя ее дома, от нечего делать поздравляли меня. И самым первым из таких гостей явился Семен Исаакович Вайнер. Как ни лень было слезать с дивана, но пришлось изображать из себя гостеприимного хозяина. Впрочем, Семена Исааковича не проведешь!

— Знаете, Сережа, ваша наигранная приветливость напомнила мне один известный литературный анекдот о Салтыкове-Щедрине, — первым делом заявил он. — Тот крепко жмет руку вошедшему гостю, когда раздается новый звонок в дверь. «О, черт возьми! Опять кого-то черт принес?!» — восклицает Щедрин, даже не успевший отнять руки.

— Ну что вы, Семен Исаакович, — промямлил я, снова опускаясь на диван. — Я всегда рад вас видеть. С чем, как говорится, пожаловали?

— Да есть у меня одно дело… Однако вы, как я вижу, пребываете в скверном настроении? Что-то случилось?

— Нет, ничего особенного.

— Не хотите рассказывать? Понимаю, понимаю… Тогда, чтобы хоть немного вас развеселить, могу рассказать про нашего общего знакомого — того самого литератора, с которым вы когда-то ездили на презентацию. Будете слушать?

— Конечно.

— Вчера вечером он на своей, между нами говоря, изрядно потрепанной иномарке ездил в захолустный московский храм, чтобы переговорить с местным священником, который когда-то, много лет назад, заканчивал один с ним институт.

— Исповедался в графоманских грехах, что ли?

— Нет, господин литератор не уверовал в бога, как никогда не верил даже в инопланетян, хотя периодически баловался сочинением фантастики. Причем, как правило, они почему-то выходят у него редкостными мерзавцами! Поводом для обращения к священнику стало неуемное желание максимально «раскрутить свой бренд», как сказали бы самые циничные специалисты нашего времени — я имею в виду специалистов по рекламе. Иначе говоря, насмотревшись на то, как одна нелепая организация поднимает тиражи скверных писателей, подавая на них в суд за матерную «порнографию», наш общий знакомый решил сделать аналогичный «пиаровский» ход, но на более высоком уровне.

— Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду…

— Разумеется, скандал-то был известный.

— Мало ему было подать в суд на Собакина за какой-то жалкий плагиат, так он еще решил обратиться к божьей помощи!

— Ну, здесь он рассуждал вполне логично. Зачем ему таскаться по судам, доказывая, что он не похабник? Гораздо приятнее услышать, что его, как некогда самого графа Толстого, будут предавать анафеме с церковного амвона!

— За что? — впервые заинтересовался я.

— О, господин литератор недолго придумывал для себя причину подобной кары! Раскопав в одном из своих романов эпизод, где вера в появление инопланетян отождествляется с верой в ангелов, он предъявил его знакомому священнику. Тот помялся, сказал, что «это несколько мелковато», но после усердных уговоров и солидного «пожертвования на храм божий» согласился торжественно, при воскресном скоплении паствы, объявить анафему за «кощунственное сравнение мерзких инопланетных тварей с посланцами господа нашего».