— Интересное, должно быть, занятие…
— Настолько интересное, что я в свое время даже начал вести дневник. Кстати, может быть, уже в этом году благодаря стараниям одного профессионального писателя он будет опубликован в виде книга. «Записки сутенера» называется.
— Вот как? Любопытно, наверное, почитать.
— Надеюсь, что так.
— А простите, сейчас эти ваши «Записки» в каком виде находятся?
Я недоуменно посмотрел на Елену и, не поняв вопроса, ответил совсем на другое:
— Каждую неделю я стараюсь редактировать по-новому. Мне кажется, что для написания просто хорошего романа важна каждая мелочь, в то время как для написания великого или графоманского романа — только наличие или отсутствие таланта.
— Это все очень интересно, — засмеялась моя собеседница, — но я вас спрашивала о самой простой вещи: ваш роман уже распечатан или пока имеется только в электронной версии?
— Рукопись я отдал этому самому писателю, поэтому сейчас роман у меня только в домашнем компьютере.
— Тогда пришлите его мне по Интернету, — неожиданно предложила она.
— Почему бы и нет?
— В таком случае вот вам моя визитка со всеми телефонами и электронным адресом.
— Хорошо, сегодня же вечером я так и сделаю, — пряча визитку в нагрудный карман рубашки, пообещал я.
После этого повисло неловкое молчание. Мне так давно не доводилось общаться с порядочными женщинами, что теперь даже толком не знал — как себя вести и о чем разговаривать. В растерянности погасив сигарету, я встал и прошелся по гостиной. Затем, заметив в углу икону, подошел поближе и, покачав головой, небрежно щелкнул пальцами. Любаша всегда была очень религиозной и не расставалась с золотым крестиком на тонкой цепочке даже во время самых буйных оргий.
— Судя по этому жесту, вы в бога не верите? — раздался позади голос Елены.
— Нет, не верю.
— А почему?
— Видимо, потому, что я еще не до конца разочаровался в жизни.
— Я вас не совсем понимаю…
— Да все очень просто. По моему глубокому убеждению, разочарованные в любви ищут утешения в славе, разочарованные в славе ищут утешения в любви, но у людей, разочаровавшихся в двух самых сладостных земных вещах, остается только одна дорога — к богу.
— Интересно рассуждаете. Но еще интереснее в наше время увидеть настоящего живого атеиста!
Я почувствовал в ее голосе иронию и, улыбаясь, вернулся на свое место.
— Да, я искренне восхищаюсь нобелевским лауреатом по физике Виталием Лазаревичем Гинзбургом, который не стесняется признаваться в атеизме даже в присутствии президента. Однако большинство наших сограждан почему-то предпочитают верить не уважаемому академику, а полуграмотным галилейским рыбакам, две тыщи лет назад насочинявшим небылиц аж на четыре Евангелия! Можно подумать, что сказка, освященная многовековой традицией, достоверней последних научных достижений! Да и вообще, порой мне ужасно хочется воскликнуть в адрес всех господ христиан: «Ну и надоели же вы со своим распятием! Сколько можно об одном и том же? Китайская пытка крысой, которая выедала внутренности еще живого человека, является несравненно более ужасной!»
Красивая женщина слушала меня очень внимательно, да еще зааплодировала, так что я почувствовал себя в ударе!
— Знаете, Елена, меня, пожалуй, нельзя назвать чистокровным атеистом, поскольку я все-таки верю в некую нематериальную силу, традиционно именуемую Роком или Судьбой. Более того, я даже считаю абсолютно необходимым ее существование, поскольку иначе жизнь была бы совсем тусклой и скучной.
— Как вас прикажете понимать? — настолько заинтересованно спросила она, что я поневоле оживился. Давненько я уже не беседовал с красивыми и умными женщинами на столь интересные темы! Катюха, конечно, прелесть, но, кроме сексуальных приключений, у нее за душой ничего нет, а потому и разговаривать с ней бывает сложновато. Зато у меня есть еще порох в интеллектуальных пороховницах, и постоянное общение с блядями не слишком отупило! Вдохновленный этим приятным открытием, я продолжал «блистать интеллектом»:
— Дело в том, что если из любого знаменательного события убрать Рок или Судьбу, то оно предстанет настолько заурядным, что будет неспособно вызывать бурные страсти. Проще говоря, если случилось какое-то абсолютное допустимое, а потому и предсказуемое несчастье, то оно вызовет в лучшем случае сочувствие — ну, не повезло человеку! А вот если это же самое несчастье свалится ему на голову настолько неожиданно, что иначе, как волей Рока, его будет не объяснить, то оно обязательно вызовет сильнейшее душевное потрясение — как у него самого, так и у окружающих.
Читать дальше