Дедушка пожал плечами, словно говоря, что в его теле мало что осталось здоровым, но он ничего не может изменить.
— Я здоров, внучек. А что еще остается старику, как не быть здоровым до того момента, как он встретится со своими предками? — он замолчал, чтобы слепить пальцами комочек фуфу. Я наблюдала за ним, за его улыбкой, за легкостью, с которой он бросил скатанный комок в сторону сада, где высохшие травы покачивались под легким ветром. Он предлагал Ани, богу этой земли, разделить с ним трапезу. — У меня часто болят ноги. Ваша тетушка привозит мне лекарство, когда у нее хватает денег. Но я — старик, у меня все время что-то болит, не ноги, так руки.
— А тетя Ифеома приедет? С детьми? — я поддержала беседу.
Дедушка Ннукву поскреб голову под несколькими седыми лохмами, которые упрямо не желали покидать его почти лысую голову.
— Ehye [42] Да ( игбо ).
, я жду их завтра.
— В том году они так и не добрались сюда, — проговорил Джаджа с легким укором.
— У Ифеомы не хватило денег, — дедушка покачал головой. — С тех пор как умер отец ее детей, ей живется нелегко. Но в этом году они приедут. Вы с ними встретитесь. Плохо не знать собственных кузенов. Не по-людски это.
Мы промолчали. Мы почти не знали тетушку Ифеому и ее детей потому, что она поссорилась с папой из-за дедушки Ннукву. Об этом нам рассказала мама. Тетя перестала разговаривать с папой после того, как он запретил дедушке Ннукву приходить в наш дом. С тех пор прошло уже несколько лет. Совсем недавно они снова стали общаться.
— Будь в моем супе мясо, я бы вас угостил.
— Ничего, дедушка Ннукву, — улыбнулся Джаджа.
Дедушка медленно глотал еду. Я наблюдала, как она скользит вниз по его горлу, с трудом проходя мимо провисшего адамова яблока, выпирающего на шее, как морщинистый грецкий орех. Рядом с ним не стояло даже стакана воды.
— Скоро придет девочка, которая помогает мне по хозяйству, Чиньелу. Я отправлю ее в лавку Ичи, купить вам лимонаду.
— Не надо, дедушка Ннукву. Большое спасибо, — сказал Джаджа.
— Ezi okwu? [43] В самом деле? ( игбо ).
Я знаю, что ваш отец не позволяет вам здесь есть, потому что я делюсь своей едой с нашими предками, но разве вам нельзя попить лимонада? Разве я не покупаю его в лавке, как все остальные?
— Дедушка Ннукву, мы поели перед тем, как приехать сюда, — сказал Джаджа. — Если мы захотим пить, то мы попьем в твоем доме.
Дедушка Ннукву улыбнулся. У него были желтые зубы, стоявшие далеко друг от друга, потому что многих из них уже не хватало.
— Ты хорошо сказал, сынок. Ты — это мой отец, Огбуэфи Олиоки, вернувшийся к нам. Он всегда говорил мудро.
Я смотрела на фуфу в эмалированной тарелке, по краям которой уже начала откалываться сочно-зеленая эмаль. Мне представилось, как фуфу, высушенный ветрами харматтана до жестких крошек, царапает горло дедушки Ннукву изнутри, когда тот пытается его проглотить. Джаджа подтолкнул меня локтем, но мне не хотелось уходить. Если фуфу встанет в горле у дедушки Ннукву и он подавится, я могла бы сбегать за водой. Правда, я понятия не имела, где здесь искать воду. Джаджа снова подтолкнул меня, но мне по-прежнему было не уйти. Скамейка словно удерживала меня, притягивала к себе. Я наблюдала, как седой петух вошел в святилище, выстроенное в углу двора. Там стоял дедушкин бог, и папа сказал, что мы никогда в жизни не должны приближаться к этому месту. Святилище выглядело как простой сарайчик с глиняными стенами, накрытый высохшими пальмовыми ветвями. Оно напоминало грот позади церкви святой Агнессы, тот, что был посвящен Богородице.
— Нам пора идти, дедушка Ннукву, — Джаджа наконец поднялся со скамейки.
— Ничего, сынок, — ответил дедушка Ннукву. Он не стал спрашивать: «Что, так скоро?» или «Неужели тебе плохо у меня в гостях?» Он уже привык к тому, что мы проводим у него очень мало времени.
Когда дед, опираясь на посох, выструганный из ветки, вышел, чтобы проводить нас, Кевин вылез из машины, поздоровался и передал ему тонкую пачку денег.
— Надо же. Поблагодарите от меня Юджина, — сказал дедушка Ннукву. Он улыбался. — Скажите спасибо.
Он махал нам на прощание, когда мы отъезжали. Я махала в ответ и, пока он шаркающей походкой возвращался на двор, не сводила с него глаз. Если дедушку Ннукву и обижали обезличенные подачки, эти небольшие пачки денег, что привозил ему водитель сына, он не подавал виду. Дедушка не обиделся в прошлое Рождество и в позапрошлое. Он никогда не обижался.
Читать дальше