Наталья Ким - Mainstream

Никитон слово сдержал и был нем как рыба — при Лайме. Но надо было слышать, что он орал, когда «группа товарищей» вышла из зоны звуковой досягаемости гримерки. Смысл сказанного заключался в следующем: зачем мы три часа мерзли, когда можно было спокойно напиться с самого начала?!

Лиза молчала. Она взяла у Кости бутылку и сделала несколько глотков из горла. Дыхание на этом, конечно, закончилось, из глаз брызнули слезы. Костя быстро сунул ей в нос кусок сервелада, который она потом сжевала. Стало так хорошо…

— Это что было?

— Джин, — Костя закручивал пробку.

— Сбивает с толку…

Костя взялся отвезти Лизу домой. Дальше она уже ничего не помнила. Очнулась в постели в махровом халате.

— Костя, это ты меня раздел? — Лиза, выпив кофе для храбрости, все-таки решила ему позвонить.

— Я, можно сказать, тебя одел: ты сама начала раздеваться в подъезде — жарко тебе стало. Я твои шмотки собирал сначала на лестнице, а потом по квартире. Но, знаешь, ты все-таки настоящая женщина!

— Почему это?

— Сказала: «Пока не сниму макияж и не приму душ, в постель не лягу!»

— А дальше что?

— Я тебя из душа вынул, надел халат и засунул под одеяло. Закрыл дверь снаружи, чтоб не украли. Так что сейчас приеду, ключи привезу, открою. Ты записку-то не нашла, похоже? Я ее на холодильник прицепил.

— Тоже мне, нашел место, куда записки цеплять… Я в холодильник заглядываю раз в три недели. Ее скорее мама найдет, когда придет уборку делать. Так что покушать чего-нибудь привези…

Костя заехал в небольшой ресторанчик, где готовили кур, и привез две коробки с цыпленком-бростер и штук пять банок с разными соусами. Лизе эта идея понравилась.

— А где шоколадка?! — Она считала, что любой успех надо закреплять новыми требованиями. Безусловно, Костя не обязан был догадываться о том, что она не может жить без шоколада, но это, как в законе — незнание не освобождает от ответственности.

— А что у тебя на холодильнике лежит? Не шоколадка, случайно? — оказывается, его было не так легко выбить из колеи.

— Совершенно случайно, это шоколадка. Но она уже вчерашняя.

— Тогда я ее сам доем.

— Только попробуй!

— Только попробую, — сказал Костя и запихал все, что оставалось от шоколадной плитки, себе в рот.

Лиза потеряла дар речи от такой наглости.

— Ну, ты цыпленка будешь, или его тоже мне сначала попробовать? — Костя проглотил Лизин десерт и теперь, похоже, покушался на еду.

— Нет уж, цыпленка буду пробовать сама, а ты поедешь в магазин за шоколадкой!

— Ты в курсе, что от шоколада развиваются кариес, ожирение и целлюлит?

— У тебя пока что не очень-то развелись… И вообще, откуда такие глубокие познания в медицине?

— Знакомый доктор рассказал.

— Ага, наслышана. Зовут — Марина.

Тут уже Костя затянул паузу секунд на двадцать. Лиза осталась довольна произведенным эффектом: месть за шоколадку удалась.

— Тебе кто рассказал?

— Что рассказал?

— Про Марину…

— Бывшая одноклассница, медсестрой работает. Помню, все мозги пропилила, что их докторша с пациентом связалась, который ее к тому же лет на десять младше. Обзавидовалась вся.

— А еще что рассказывала?

— Тебе не все равно? Мне эту тему обсуждать было не интересно.

Костя молча ел цыпленка. Так и доел молча. Лиза думала, вывалить ему сразу все, что она узнала от Гоши, или подождать более удобного случая?

— Значит, ты в курсе, что я — нарк?

— Я слышала, тебя основательно подлечили.

— Ладно, котенок, поеду я. Труба зовет.

— Доктору привет передавай. Я ею горжусь!

— С чего вдруг?

— Пожертвовать собой ради спасения пациента — это что-то!

— Злая ты, оказывается.

Лиза такой реакции не ожидала:

— Извини. Костя, я не хотела тебя обидеть. Просто дурацкая привычка все время ёрничать. С этими тупыми журналюгами иначе не выжить. И мне, правда, кажется, что твоя врач — хороший человек. И что тебе с ней крупно повезло в жизни…

— Вот ключи, пока не забыл, ложись, спи дальше.

— А ты дашь чесслово, что не обиделся?

— Чесслово.

— Ну, пока, тогда…

И Костя уехал. А Лиза еще долго сидела на полу и рисовала сепией Костин портрет. Это был ритуал: когда она не могла понять, что человек думает, почему совершает те или иные поступки, Лиза рисовала его лицо, иногда всю фигуру, как будто вживалась в него. И этот способ понять человека очень редко давал осечки.

Лиза могла припомнить только еще одну такую же унылую весну: когда у Женьки родилась дочь и когда она ушла к Сашке.